— Есть что-нибудь интересное?
— Да, — Харрингтон радостно закивал, будто собеседник мог видеть его. — Есть очень любопытная бумага, написанная объектом.
— Ты ее видел?
— Не полностью… Пока только часть. Я стараюсь не продавливать клиентку, чтобы случайно не сорвать сделку. Она весьма заинтересовалась моим предложением, и препон для скорейшего получения документации я не вижу.
— Хорошо. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — человек говорил спокойно, но Харрингтон почувствовал, что в последней фразе таилась скрытая угроза.
— Я думаю, все пройдет хорошо, — попытался заранее оправдаться он на случай непредвиденных обстоятельств, но человек резко перебил его и как бы между делом полюбопытствовал:
— Ты проверял ее электронную почту за сегодняшний день?
— Нет, — виновато пробормотал Харрингтон, понимая совершенную оплошность.
— Рекомендую, — голос стал жестким. — Позвоню тебе завтра вечером. Да, и… насчет собаки голову себе не морочь, она будет у меня через несколько дней.
Не прощаясь, собеседник положил трубку, и Харрингтон застыл в ужасе, не в силах двинуться. Холодок пробежал по спине, сердце сжалось, дышать стало тяжело. В том, что его действия контролировали, он не сомневался, но не думал, что следят за каждым шагом. И если он проглядел что-то серьезное, или у заказчика возникнет подозрение, что он использует информацию в своих интересах, ведет двойную игру, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша.
Встал, дрожащими руками включил компьютер и, пользуясь секретным паролем Сью Макдейл, вошел в ее электронный почтовый ящик. Сел, читая переписку последних двух дней.
— Мерзкая дрянь! — Харрингтон в ярости сжал кулаки.
Он и предположить не мог, что эта маленькая сучка догадается о его скрытом интересе и начнет собственное расследование.
— Я тебе уши отрежу тупым ножом, — прошипел он, протягивая руку к телефону.
* * *
Отзвуки боя доносились до нас, то стихая, то возобновляясь с новой силой. Дважды над нашими головами стремительно проносились выкрашенные в темно-зеленый цвет вертолеты со снятыми дверцами, битком набитые солдатами колумбийской армии. Минут через пять джунгли начали редеть, и в просветы между деревьями мы увидели укрытые в зелени постройки.
— Здесь у них взлетная полоса, — возбужденно зашептал американец, когда мы остановились, затаившись. — Там самолет, на котором вас привезли.
— И что из того? — Ник повернулся к нему.
— Я летчик, — кратко ответил он. — Если повезет, сможем улететь отсюда.
— Его наверняка охраняют, — Ник тяжело вздохнул.
— Если повстанцы отобьют атаку правительственных войск, они нас поймают в джунглях, — испуг американца прошел, он был настроен решительно и говорил теперь твердым голосом. — Это единственный шанс выбраться отсюда.
— Рискнем, — кивнул головой я, соглашаясь, и крадучись двинулся вперед.
Подобравшись к краю зарослей, мы осторожно выглянули наружу. Самолет одиноко стоял на взлетной полосе, людей рядом не было, но существовала вероятность, что охрана прячется поблизости.
— Никого, — американец дернул меня за рукав. — Надо спешить, пока все повстанцы сражаются с солдатами на дальнем конце лагеря.
Не дожидаясь ответа, он побежал к самолету. Ничего не произошло, и мы последовали за ним. Американец бежал прихрамывая, подтягивая ногу — только сейчас я заметил, что она перетянута грязными тряпками, покрытыми бурыми пятнами ссохшейся крови. Трудно представить, сколько горестей выпало на долю этого несчастного человека за время, проведенное в плену у нелюдей, прикрывающихся благими лозунгами. Мы пробыли здесь чуть более суток, но уже успели испытать на себе и избиения, и холодную яму. Эти мерзавцы, называющие себя повстанцами и борцами с мировым капитализмом, умели ломать людей…
Нам оставалось метров десять до самолета, когда снова раздался гул, и из-за крон деревьев вылетел вертолет. Его тупая стеклянная морда быстро приближалась к нам, напоминая гигантское насекомое из малобюджетного фильма ужасов. Солнечные лучи отражались от фюзеляжа, и он сверкал отблесками, как огромный глаз монстра, а два крупнокалиберных пулемета, закрепленных по бокам, угрожающе взирали на нас, словно смертоносные жала. Пилот «вертушки» должен был хорошо видеть, что в отличие от боевиков мы одеты в гражданскую одежду. Позднее я задавал себе вопрос — почему он начал стрелять? Я ставил себя на его место, размышляя, как повел бы в сложившейся ситуации? Жестокий бой, в котором с каждой из сторон сражаются человек по двести, проклятые джунгли, дающие укрытие вооруженным до зубов боевикам, уже подбившим один вертолет из РПГ, и ты кружишь надо всем этим бедламом, представляя великолепную цель. И пусть одежда наша была гражданской, но в руках мы держали автоматы, а перемазанные, давно немытые лица вполне походили на смуглые рожи боевиков. Жала ярко вспыхнули, выплевывая по нам первую очередь. Пули просвистели совсем рядом и ударили в землю, вырывая фонтанчики дерна у самых ног. Вертолет пронесся мимо, а мы заскочили в салон самолета. Американец быстро запустил мотор, самолет задребезжал, тронулся и медленно пополз по полосе, разгоняясь.
— Йо-хо! — восторженно воскликнул он.
Но радость наша оказалась недолгой. Сквозь шум мотора самолета мы вдруг явственно расслышали приближающийся гул вертолетных лопастей. Я кинулся к иллюминатору. «Вертушка» возвращалась. Самолет набирал скорость, но было уже поздно. Грохот пулеметов перекрыл рокот мотора, и пули, пробивая обшивку, прошли по всей длине салона, едва не задев нас с Ником. Самолет крутануло — он будто споткнулся — накренило, и потащило на боку, ломая правое крыло на куски. Нас с Ником бросило на стену, завертело вдоль прохода между сиденьями. Я влетел головой в перегородку, отделявшую кабину пилота, а когда открыл глаза, увидел склонившегося надо мной Ника, взволнованно заглядывающего мне в лицо. Поняв, что все в порядке, он зашел в кабину пилота. Я поднялся, потирая голову, подобрал автомат, сумку и двинулся за ним. Американец лежал на полу, весь залитый кровью. Пуля вошла прямо в макушку, разворотив его голову так, что никаких сомнений в том, что он мертв, не оставалось. Мы так никогда и не узнали его имени.
Надо было поскорее выбираться из разбитого самолета и бежать, пока не появились повстанцы или колумбийские солдаты, которые в пылу боя могли сначала пристрелить нас, а уже потом задать вопрос: «Ребята, а вы-то здесь как оказались?» Летчик «вертушки», удовлетворенный содеянным, направил боевую машину к месту основного сражения, а потому опасаться нового налета не приходилось.
Дверь заклинило, и как мы ни старались вдвоем открыть ее, ничего не вышло. Я поспешил в кабину пилота, дал короткую очередь по торчащим остаткам стекол, и они осыпались. Самолет зарылся носом в землю, и проблем со спуском не возникло, но вся кабина оказалась забрызгана кровью бедняги-американца, и мы выпачкали в ней свою одежду. Спрыгнув, мы стояли окровавленные, изодранные, с автоматами в руках, решая, куда бежать. Я перекинул ремень сумки через голову на другое плечо, чтобы она не мешала движениям. Голова после удара о перегородку кружилась и гудела, в глазах рябило, джунгли давили со всех сторон, и я никак не мог сориентироваться, откуда мы сюда прибежали. Отзвуки боя стихли, и лишь изредка вдали раздавались одиночные выстрелы или коротко строчил автомат. Бой прекратился, но кто вышел победителем, мы не знали — или солдаты рассеяли повстанцев, или тем удалось отбить атаку.