Николаев отложил в сторону пачку порошка и проговорил:
— Вот изучал инструкцию, сколько нужно засыпать этой массы. Хорошо, когда есть стиральная машина.
— Здравствуй, Рома, — в ответ сказала Екатерина.
— Извини, здравствуй.
Женщина стояла на входе, прислонившись к косяку.
— Зачем звал? Насчет работы?
— Проходи, поговорить надо.
Екатерина прошла в комнату, присела за стол.
— Я слушаю тебя.
— В общем, так, Катя, работу для тебя нашли. Точно не знаю где, но в каком-то гипермаркете.
— Не уверена, что справлюсь. В этих столичных магазинах столько народу, и каждый со своими претензиями!
— Ты сначала пройдешь подготовку, стажировку, а уж потом встанешь за прилавок. У тебя все получится, ты человек коммуникабельный.
Екатерина невесело усмехнулась и осведомилась:
— Ты намекаешь на то, что с мужиками быстро схожусь?
— Я о том, Катя, что ты умеешь общаться с разными людьми.
— Ладно, с этим понятно. Меня, как я вижу, не собираются спрашивать, хочу ли я работать продавцом или нет. Ну и пусть. Я привыкла, что многое за меня решают другие, даже если их не просят. Жить-то где буду? В общаге какой-нибудь за половину зарплаты?
— Тут два варианта. Есть общежитие, но не какое-нибудь, а нормальное, семейное, за небольшую плату и со всеми удобствами. Конечно, соседей там у тебя будет побольше, чем в обычных жилых домах.
— Ясно. Какой второй вариант?
— Жить у меня.
— Что? — Екатерина изобразила удивление. — У тебя? В качестве кого? Содержанки, домработницы, женщины для утех?
Николаев с силой ударил кулаком по столу, от чего Екатерина вздрогнула.
— Ты прекратишь ерунду молоть? Специально, что ли? Какая содержанка, домработница, женщина для утех? Я предлагаю тебе жить вместе.
— С чего это вдруг? То гонишь из дома, то зовешь в постель.
— Во-первых, я не гнал тебя, во-вторых, спать со мной или нет, решать только тебе. Приставать не собираюсь. Да и видеть меня ты будешь редко.
— А как же соседи? Что мне говорить им? Тебя они наверняка знают, а вот кто для них буду я? Кем мне представляться? Сестрой двоюродной?
— Женой!
— Чего? Ну и рассмешил!.. Сам-то подумал, что сказал?
— Подумал. Обещать ничего не буду, поживем — посмотрим.
— Что посмотрим, Рома?
— Да чего ты душу рвешь? А то не знаешь?
— Представь себе, не знаю. Ты, оказывается, непростой человек. Это мы в селе все такие, как пять копеек, а ты другой. Как же я могу знать, что у тебя на уме?
— Что ж, хочешь напрямую, пожалуйста. Ты симпатична мне, я небезразличен тебе, нам хорошо вместе. Есть ли у меня к тебе любовь, не знаю, но сейчас уверен в том, что жить с тобой смогу. И это главное.
— Он сможет?! — воскликнула Катя. — А ты спросил, смогу ли я?
— Ты тоже сможешь и хочешь этого. Не надо ничего говорить. Если хочешь, собирай вещи и переходи ко мне прямо сегодня. Или же будь готова в понедельник, в шесть часов утра выехать в Москву, а до этого определись, где намерена жить. С нами поедет Гусь. Подбросим его.
Екатерина посмотрела в глаза Николаеву и сказала:
— А если я откажусь ехать в Москву? Работу и в районе найду. Мне много не надо, одной-то.
— Тогда привезу документы обратно и живи как хочешь. Насильно мил не будешь, настаивать на чем-то не стану. У меня серьезная работа впереди. Мне не до того, чтобы уламывать капризную бабу. Остальное за тобой, а мне стирать надо.
Екатерина встала, собрала вещи Николаева в сумку и заявила:
— Убирай корыто и порошок. Постираю сама. Ты, видать, не привык это делать. Вечером, если высохнет, принесу все чистое, поглаженное.
— Но погоди, Катя! Там трусы, носки…
— Стесняешься?
— Конечно.
— Не надо, я на такие мелочи не обращаю внимания.
— А если не высохнет?..
— Тогда не принесу, будет дальше висеть.
— Сама придешь?
— Поживем — увидим. Ведь так ты говоришь? — Екатерина улыбнулась и пошла домой.
Прапорщик отложил в сторону пакет со стиральным порошком, прикурил сигарету. Ну вот, дело сделано. Главное, он сказал Кате то, что хотел. Если бы ему за неделю до этого намекнули, что он будет добиваться расположения Катьки Воронцовой, то Роман просто рассмеялся бы. Раньше он и подумать не мог, что вдруг испытает какие-то чувства к женщине, на которую не обращал никакого внимания. Сейчас же прапорщику было не до смеха.
Кто-то скажет, что в жизни так не бывает. К счастью или к сожалению, но случается. Причем не так уж редко. Роман выставил ведра с водой в сени, корыто повесил на место, в закутке у печи.
Через час к другу заглянул Гусев:
— Петрович сказал, что ты в понедельник едешь в Москву и хочешь меня забрать?
— Если ты не против.
— Я же не идиот, чтобы от такого отказываться.
— Тогда в шесть утра с вещами у меня. Как дома дела?
Гусев пожал плечами:
— Не знаю! Ленка делами занимается, а мне вроде работы нет, решил вот баньку истопить. Приходи попаришься.
— Баня — это вещь. Приду. Во сколько?
— Да часов в восемь и приходи.
— Хорошо. Настроение по-прежнему подавленное?
— А с чего ему быть хорошим?
— Это тебя похмелка в депресняк вгоняет. Оклемаешься — легче станет и настроение поднимется.
Гусев усмехнулся и заявил:
— Не вижу повода радоваться.
— Коля, насчет твоих отношений с Еленой я тебе все сказал.
— Ясное дело.
— Но ругаться не советую. А насчет всего прочего смотри сам.
— Да не денусь я никуда, Рома. Ты прав, люблю я ее.
— Как у нас говорил командир перед боевым выходом, все будет как надо. Прорвемся. Вот и у тебя все будет как надо.
— Ладно, пошел я. Так ты приходи.
— Приду, если…
Гусев взглянул на Николаева:
— Что если?
— Если буду вечером один.
— Катька должна прийти?
— Никто, Коля, никому не должен. Но зайти может. Она взяла мои вещи постирать. Так что, если придет, не взыщи. Кстати, Катя в понедельник вместе с нами поедет.
— А ты что, останешься в столице?
— Да. Проблему одну надо решить.