— Вы тоже любили в детстве эту книгу? — услышал он голос Одиль. — А я еще и «Катриону».
— Это роман о девушке, которая боролась за независимость Шотландии? — задумчиво спросил Дорн, занятый своими расчетами. — Ее часто видели в мужском платье. Вы, Одиль, не меняете костюма, зато меняете имена. Вас можно поздравить с новым замужеством? Уж не стали ли вы родственницей секретаря французского МИД?
— Честно говоря, Коленчук так и считает, — Одиль коротко, зло засмеялась. — А я не говорю ни «да», ни «нет», позволяя ему пребывать в прекрасном заблуждении. Оно порой мне на руку. И сейчас я вижу возможность сыграть на этом — уже для вас, если мы договоримся. Читали сегодня газеты? Ну и подлец же Чемберлен!
Дорн сделал вид, что пропустил ее реплику мимо ушей.
— Мы договоримся, — сказал он. — Вы будете довольны, я уверен, — сорвал невзрачный цветок, росший под скамейкой, церемонно преподнес его Одиль.
Она поблагодарила и улыбнулась, прекрасно понимая, что Дорн медлит, обдумывая ее предложение, рассчитывая, что и как рассказать ей, прикидывая, какая информация будет более интересной для нее и менее опасной для него.
— Должен вам сказать, что эти люди в замке, — Дорн покачал головой, — очень своевременно сорвали акцию, для которой я направлялся в Лондон. Как вы полагаете, мадам Леже, состоится ли самостоятельное словацкое государство, о котором мечтают эти люди, если…
— Они мечтают о самостоятельном украинском государстве…
— Нет принципиальной разницы, процесс взаимосвязан. Так вот, если Берлин вдруг сойдется с такими политиками, как Черчилль, Иден, Ванситарт?
— Дело ОУН вылетит в трубу. Они ставят на Гитлера. А Берлин сойдется с упомянутыми господами, если Гитлер перестанет играть главную роль. Кстати, не потому ли вас устранили, что ситуация опять изменилась? А секрет для вас приоткрылся…
— Не знаю. Но мне было поручено прозондировать почву. Ясно ведь, получив от Чемберлена и, извините, Даладье Судеты, Гитлер этих посредников быстро потеряет, они уйдут с политической арены как скомпрометировавшие себя в общественном мнении. Где это видано, чтобы так поступали с независимым самостоятельным государством? Вот чем вызван зондаж, а не тем, что Берлин готов выставить кандидатуру нового лидера. Скорее, Берлин ждет новых европейских лидеров и заранее хочет представить свои отношения с ними.
— Версальский договор уже однажды перекроил европейскую карту. Теперь в моду входит другой фасон, пора перешивать, — заметила Одиль с раздражением. — А вы, оказывается, традиционалист. Любопытно.
— Да, я за те традиции, которые учат уважать неприкосновенность и суверенитет соседа. А что касается фасонов, в хороших модных магазинах обычно мыслят с перспективой на будущее, вам это известно.
— Всегда думала, Гитлер пользуется минутой и живет одним днем…
— Как все временщики. Диктатор — всегда временщик, даже если он десятилетиями навязывает свои взгляды другим.
— С трудом верится, что рейхсканцелярия способна изменить курс так быстро.
— У меня достаточно фактов, чтобы доказать вам, насколько рейх заинтересован в политическом союзе с Великобританией, кто бы ни стоял во главе ее правительства. Причем этот союз, несомненно, нанесет ущерб Франции, вы и сами это понимаете. Ну а чтобы сказать вам больше, мне нужно выйти отсюда.
— Мне тоже кажется, что на свободе с вами будет интереснее.
— Кстати, рейх вот-вот начнет, если уже не начал, требовать у поляков часть территории для присоединения к Карпатской Руси, туда же планируется присоединить и часть Советской Украины. А мсье Даладье наивно полагает, что Судеты — это последняя уступка.
— В Карпатах будет создано новое государство, полностью зависимое от рейха? Вы сказали об этом Коленчуку?
— Нет.
— Наш разговор стал деловым. Теперь решим, как нам быть с Коленчуком. Он хочет организовать вам очную ставку с профессором Дворником. Несмотря на крайнюю проблематичность такой возможности, я поддерживаю это предложение, — она вдруг рассмеялась. — Думаю, это и есть залог вашей свободы. Но если мой вариант не пройдет, не кляните меня. Но и не теряйтесь, — она внезапно встала и пошла, беззаботно нюхая цветок, который Дорн преподнес ей несколько минут назад.
Увидев свет в окнах своей квартиры, Одиль испугалась. Дост! Он мог разыскать ее в Париже, в том числе и через полицию, туда тоже уже просачиваются агенты рейха. И как назло, консьержки не оказалось на месте. Одиль зашла в кондитерскую, позвонила. Телефоны полковника Шантона не отвечали, она набрала свой номер и услышала голос Пьера. Вздохнула с облегчением.
Шантон был в спальне, лежал на постели и потягивал коньяк. Одиль сразу все поняла, он расстроен, раздражен, подавлен.
— Ты установил, где поселился Дост?
— Разумеется, — вяло ответил он.
— Опять что-то случилось? — спросила участливо. Она знала, с каждым днем полковнику Шантону все труднее — изменение правительственного курса меняет и политику сюртэ.
— Я старый наивный человек, который всегда полагал, что обеспечение безопасности отечества — святое и чистое дело подлинных патриотов. Оказывается, не то. Правительство позволяет Гитлеру слишком много. Так, пожалуй, они превратят сюртэ в филиал гестапо.
— У тебя неприятности, Пьер?
— Да. Я давно требовал ареста негодяя Румо. Я давно предупреждал, что нельзя поручать возведение «линии Мажино» частным строительным фирмам. Я как чувствовал… Румо продал немцам секретные сведения о тех укреплениях, которые строились его фирмой, а сам бежал в Швейцарию. Немцы, имея на руках чертежи, возьмут «линию Мажино» за несколько часов. К чему она тогда? Она не защитит Францию. Но это не все. Представь себе, предательство Румо мне предъявили как мое же служебное упущение!
— Какой кошмар! Но Пьер… Это провал сюртэ, да. Но при чем здесь ты? Ты становишься мнителен, дорогой. Мало ли что говорят…
— Мало ли что говорят! — уже с иной интонацией повторил ее слова Шантон. — Говорят, наш закон о шпионаже позволяет арестовать человека по малейшему подозрению. Однако каждый второй германский турист в Париже — агент абвера. Однако в Париже полно вербовщиков абвера и СД, которые как вороны кружат над потенциальными банкротами, над людьми, погрязшими в долгах. До чего я дожил! — полковник в бессильной ярости затряс головой.
Одиль печально вздохнула и взяла в свою прохладную руку его крепкую ладонь.
— Да, действительно, в Париже много немецких шпионов. И один из них — Крюндер-Дост. Он ищет Дорна. Если это его единственная цель, нужно ему помочь, пока он не договорился о помощи с кем-то еще. Ты понимаешь, кого я имею в виду? И пусть убирается. Кроме того, за эту услугу Дорн отблагодарит нас. Тем более я припугнула его, сказала, что Коленчуку его подсунули его же руководители… Теперь он должен бояться и их, и меня… Разве нам не нужен свой человек в СД? Мы столько с тобой об этом говорили! А ты совершенно не проявляешь интереса… Зачем же я сижу в том проклятом вонючем замке?