А поначалу все казалось легким и быстрым: нагнать три десятка грабителей, порубить всем прочим в назидание, да украденное назад вернуть. Но как только они вышли к лагерю разбойников…
Наскоро собранный в погоню отряд из трех сотен всадников уже потерял треть коней, полтора десятка кнехтов и двух рыцарей убитыми и скоро сотню воинов ранеными. И если поначалу обещание епископа выплатить по десять золотых за голову каждого убитого язычника заставляло латников очертя голову бросаться вперед, то теперь, успев натолкнуться на стреляющие бревна, на укрепления, которые никто не защищает, но взятие которых стоит жизни хоть одному человеку, поняв, что желанных русских голов им не удается даже увидеть — воины приуныли, и заставить их ринуться на очередное бревно удавалось с большим трудом. И с каждым разом — все труднее и труднее.
Больше всего на свете Флору хотелось сейчас превратиться из начальника охраны в маленького, ни за что не отвечающего серва — лишь бы не видеть, как правитель западного берега Чудского озера в ярости скрипит зубами и колотит кулаками ни в чем неповинные деревья.
И все-таки он встал и, покачиваясь, выбрел из леса. Слева от него темнели две поваленные поперек дороги сосны; впереди, в двух сотнях шагов, выстроилась поперек дороги епископская конница. А у самых ног валялись в беспорядке лошадиные и человеческие тела — причем большинство живых существ все еще пыталось дышать. Ливонец осторожно переступал через них, одновременно считая, потом приблизился к отряду:
— Латоша, поезжайте с городскими вперед, уберите бревна. Язычники уже ушли. Эрнст, Кирилл, соберите раненых и мертвых и отнесите к деревне. Потом заберем или похороним.
Войско разделилось на несколько отрядов, каждый из которых помчался по своим делам, а Флор подошел к правителю:
— Мы потеряли еще шесть воинов и восемь коней, господин епископ…
— Тебе нужен конь? Возьми моего, — глаза священника смотрели не на начальника охраны, а сквозь него, словно рассматривали траву за спиной латника. — Но моих «арабов» и певунью верни. Ты понял меня, Флор? Верни!
— Да, господин епископ… — ливонец прекрасно понимал, что услышит именно эти слова, но в глубине души продолжала теплиться крохотная надежда: а вдруг пощадит? Вдруг разрешит возвращаться?
Не пощадил…
— Алексей, коня! — сурово рыкнул Флор, разворачиваясь к ожидающим команды двум полусотням.
— За мной!
И они, промчавшись мимо очищающих дорогу кнехтов, кинулись в дальше в погоню.
— Вроде, как дымом пахнет? — негромко удивился скачущий рядом с командиром Алексей. — Откуда? До Лаевы еще больше мили.
Однако вскоре они убедились, что от скромной деревеньки в четыре двора их отделяет не только миля пути, но и ярко полыхающий мост…
* * *
Уходя от преследования, они запалили два моста, и на ночлег встали за вторым, цинично разогревая в пламени уничтожаемого строения взятые в дорогу из захваченной деревни полупропеченные куски свинины. Река со смешным названием Юрикашка, как и большинство других, пробивающих себе путь через вековые болота, ширину имела маленькую, зато глубину — человеку по шею станется. Да и берега получались крутые. Когда глубокой ночью к реке вышли епископские сотни, их отогнали от останков моста несколькими выстрелами, не давая приступить к ремонту и относительно спокойно дождались рассвета.
Разумеется, противник мог ринуться через реку под огнем — но идти в доспехах по илистому дну, при глубине только-только нос высунуть, при хорошем течении… Скорее утонешь, чем прорвешься. Противник мог обойти их далеко в стороне, и переправиться в спокойной обстановке — но на это требовалось время. И в ночном мраке подобный маневр осуществить не так-то просто. Потому и ночевали оба отряда в виду друг друга, на расстоянии полета стрелы, одновременно и близкие, и недоступные.
С первыми предрассветными лучами путники опять устремились по тракту на запад, предоставив преследователям чинить мост, незадолго до полудня миновали Торенурму, прихватив на обед неосторожно выбредших к дороге четырех гусей, а после полудня, обогнув притихшую за запертыми воротами и закрытыми ставнями Полтьму, вышли к мосту через довольно полноводную Миликвере. Здесь от накатанного тракта отворачивала на север куда более узкая, но вполне ухоженная дорога.
— А это шоссе куда ведет, Прослав? — остановил проводника Росин.
— На Вайсенштайн.
— Отлично, — Костя, уже не спрашивая совета опричника, дал Архину отмашку: — Поджигай мост!
— Эй, Костик, а мы? — встревожилась Юля.
— Что мы? — устало повернулся к ней Росин.
— А мы как же, здесь останемся? Перед мостом?
— А что ты подумаешь, если гонишься за кем-то, и утыкаешься в очередной зажженный мост?.. Вот то-то… А мы уйдем на север и переждем. Авось, потеряют, отвяжутся.
Новая дорога медленно, но неуклонно шла вверх. О болотах и ивах речи здесь больше не шло — по сторонам громко шелестели, помахивая трехпалыми ладошками, клены, поскрипывали на ветру вязы, растопыривали ветвистые кроны дубы. Разве только береза, с аскетичным спокойствием растущая как среди болот, так и на каменистых холмах, встречалась здесь столь же часто, как и ранее. Заросшие высокой — в пояс — травой луга густо пахли медом. Казалось и пчел не нужно — иди, да облизывай языком влажно поблескивающие разноцветные цветки. О присутствии человека напомнили несколько делянок, наполовину скошенных — но сено еще лежало нетронутым, медленно увядая на солнце.
Потом дорога повернула в исконно русский сосновый бор, немного попетляла по нему, опять вернулась в луга, на которых тут и там стояли редкие дубы или собравшиеся в небольшие рощи клены.
— Смотри, Семен Прокофьевич! — первым заметил опасность сын боярина Батова Григорий. Он указал в сторону одной из мелких рощиц, над которой поднимался к небу сизый дымок. В несколько мгновений дым загустел и непроницаемо почернел, словно на костер кинули пару старых автомобильных покрышек. — Сбегать посмотреть?
— Без толку, — отмахнулся Зализа. — Будь конным, может караульщика бы и нагнал. А пешим… Ну, Константин Андреевич, что теперь делать разумеешь?
— Ничего, — Росин приподнял мушкетон и, поведя плечами, сдвинул ремень немного назад. — Епископ вперед нас разведку сюда заслать не мог. Значит, кто-то своих односельчан об опасности упреждает. А мы не за добычей идем, пусть прячутся.
Однако в душе Костя все-таки встревожился, а потому не стал давать команды на привал, хотя люди уже часов семь находились на ногах. Он заторопился вперед, надеясь обогнать неведомую пока опасность.
Луг сменился несколькими свежевспаханными делянками — хотя жилья в пределах видимости по-прежнему не попадалось. Потом дорога нырнула вниз, во влажно пахнущий тенистый овражек, выбралась наверх, пересекла узкую заросшую осокой верею, повернула в густой орешник, понизу которого чахлый шиповник пытался растопыренными ветками найти хоть немного солнца. Здесь-то они и наткнулись на ровную стену щитов, перегораживающую проход.