Зализа недоверчиво покачал головой, ковырнул блестящую полосу ногтем и вдруг оживился:
— А ведь верно Игорь Евгеньевич сказывает, есть царапина! — потом снова погрустнел: — Только сколько времени нам этак елозить придется?
— А ты куда-то торопишься, Семен Прокофьевич? — подошел к окну Костя Росин. — Давай-ка, Игорь, я теперь поработаю.
— Не, это не дело, — покачал головой Картышев. — По одному прутику мы и вправду до осени ковыряться станем. Давайте так: встаем четверо, каждый берет по нити, два соседних прута трем сверху и снизу. И человечка у окна, песок добавлять, да наружу выглядывать, от греха. Как устанем, меняемся. Нужно только нити длинные брать, чтобы не у самого окна стоять, а в глубине подвала. Тогда снаружи, со света, не видно будет, чем мы тут занимаемся. А нитки и так тонкие. Заметано? Прослав, гони мои нитки!
Поначалу пленники взялись за работу без особого азарта, не столько с надеждой на успех, сколько от вынужденного безделья. Однако к вечеру выяснилось, то им удалось «протереть» прутья больше, чем на толщину ниток, и теперь Картышеву пришлось даже успокаивать излишне рьяных работников:
— Силу! Силу не применяйте! Нитку порвете. Тут дело не в силе, а в частоте движений. И песок не забывайте добавлять. Помните, это не нитка железо режет, это абразив работает. Без него толку не будет.
Стража относилась к пленникам, как к скотине — впихивала один раз в день большое корыто с какой-то овощной баландой, кадку воды, и больше не появлялось. В качестве отхожего места приходилось использовать дальний угол подвала, хлебать варево прямо из корыта — благо хоть ложки были у каждого либо за поясом, либо в сапоге. Зато больше днем никто к ним не заглядывал и делать свое дело не мешал.
После того, как нити углубились в толщу прута больше, чем на пару миллиметров, дело пошло еще веселее — теперь добавленный под нить песок не осыпался, постоянно оставаясь в «рабочей зоне». Обычная грязь постепенно выкрашивалась, и оставался только прочный, хорошо царапающий железо песок. Ровно через неделю, день в день, первая из ниток проскочила через узкую щель и повисла в руках Георгия Батова. Еще через пару часов закончила свое дело еще одна нить.
— Хорош выпендриваться, — остановил работу Картышев. — То, что осталось, рукой сломать можно. Теперь решить надо, когда вылезать станем?
— Я думаю, ночи дождемся, да и сдернем отсюда, — предложил Росин. — Юлю только найти нужно…
— Плохо ночью, — покачал головой Зализа. — Темно, дороги не видно, в замке тоже тьма. Куда идти, мы не знаем, а сослепу и вовсе заплутаем. К тому же, ночью стражу завсегда получше выставляют, все двери и ворота на запоре. Шум поднимется раньше, чем найти чего успеем. Перебьют, али назад загонят.
— А если сейчас?
— В замке стражи латников двадцать, — пожал плечами опричник. — Воина четыре, а то и пятеро за дверью нас караулят, эти не сразу наружу кинутся. Пока неладное поймут, пока нас хватятся. Еще пятеро наверняка отдыхает. Кто-то еще на посту стоит, кто-то на выходе по делам. Думаю, латников пять супротив поначалу будет, а то и меньше получится. А коли оружие найти успеем, так и со всем гарнизоном справимся. Чай, ливонцы одни, не впервой.
— Голосовать не станем… — Картышев взялся за один из надпиленных прутьев, качнул вперед-назад, обломил тонкую недопиленную перемычку, прикинул в ладони тяжесть сыромятного железа. — Берешь в руку, маешь вещь…
Он протянул кусок прута Зализе, потом выломал второй и заскреб ногами по камню:
— Да подсобите же кто-нибудь!
Росин рванулся вперед, сложил руки в замок и подставил их Игорю под ногу. Архин подошел к окну с другой стороны и подставил плечо. Картышев, упираясь, как на ступеньки, выполз в окно и, не вставая, откатился под стоящую неподалеку распряженную телегу. Минутой спустя рядом оказался Зализа, следом выбрался уже окрепший Малохин.
— Ну?.. — шепнул он.
— Жарким пахнет, — так же шепотом отозвался Картышев. — Кухня, похоже, вон в том сарайчике. Давайте за мной…
— Ты чего, самый голодный? — шепнул Сергей, но Игорь уже выбрался из-под телеги и побежал вперед. Опричник кинулся за ним. — Ну ладно, хоть пожрем напоследок…
Как на любой приличной кухне, главной гордостью поварской хибарки в замке дерптского епископа был открытый очаг со стоящим на нем огромным котлом. Повелитель бульонов и приправ, в одних полотняных портах и длинном переднике из тонкой кожи, негромко напевая, вылавливал из котла мясо специальным поварским крюком — длинным, почти метровым стальным прутом с тяжелым трезубцем из круто изогнутых шипов на конце. Готовил он явно не для хозяина, а для дворни — сам господин епископ ныне предпочитал более тонкие кушанья, а потому не стоило зазря тратить мясо только на похлебку, если из него можно сделать еще и нарезку в паренную капусту.
Появлению в дверном проходе какого-то человека повар не удивился — кухня, это такое место, куда, как магнитом, тянет всех и каждого. Не удивился он и тому, что мужчина оказался ему незнаком — на работы в епископский замок постоянно вызывают то одних, то других сервов из ближних и дальних деревень. И тому, что незнакомец, коротко взмахнув рукой, со всей силы ударил его в висок коротким железным прутом повар тоже не удивился. Просто не успел.
— О, вот это мне нравится куда больше, — наклонился Картышев к упавшему ливонцу и забрал у него из руки длинный прут с крючьями на конце. Деревянная рукоять как влитая легла в ладонь, и он с удовольствием пару раз рассек новым оружием воздух. — Чего смотрите? Выбирайте… — кивнул он подбегающим одноклубникам и боярам на поварской стол и стену над ним. Тут имелись и ножи разных форм и размеров, и топорики для рубки мяса, и топоры для укорачивания хвороста, и колуны для дров. Пожалуй, поварскими инструментами замковой кухни можно было вооружить целую армию.
Уже не особо таясь, воины побежали к воротам. Постоянно оглядываясь по сторонам. Усыпанный соломой двор словно вымер — ни единой души, ни слуг, ни служанок, ни привратника у ворот. Малохин громко постучал рукоятью тяжелого тесака, еще не отмытого после шинковки капусты, в калитку:
— Откройте скорее! Телеграмма господину епископу!
Неопытный привратник, широко зевая, вышел из ведущих на лестницу дверей — Картышев, притаившийся у стены, широким взмахом рубанул его по голени, а когда несчастный с криком боли рухнул на землю — безжалостно добил его крюком по затылку.
— Не везет последнее время дворникам дерптского епископа, — причмокнул боярин Батов, бросая нож и снимая с ливонца пояс с палашом. — Долго не живут. Спустимся к нашей страже в подземелье?
— Сперва епископ…
Дорогу в малый зал Картышев уже знал, а потому поднимался быстро и уверенно, ударом ноги распахнул створку и во главе прочих освободившихся воинов вломился внутрь. Посреди устланного коврами и мехами помещения, рядом с богато накрытым столом, сидела в кресле его племянница, откинув назад голову, и громко, страстно стонала. Из-под ее мерно шевелящейся юбки доносилось громкое чмоканье, а сам хозяин замка, пристроившись сзади к ласкающей певицу бабе, драл ее с примернейшим старанием и воодушевлением.