Заговорщики обосновались в Ньоре, в сердце провинции, которая издавна привыкла к феодальным распрям и в которой — парадокс и наивность — Карл VII только что поручил дофину Людовику положить конец местным войнам. Присутствие ла Тремуя среди вождей восстания помещало последнее в долгий ряд волнений, практически не прекращавшихся в Пуату уже лет двадцать.
В соглашении между принцами говорилось о «выгоде, благе и пользе, состоянии и чести короля и его сеньории». Но дофин не скрывал своей игры: он «вполне составит выгоду королевства». Восстание было открытым. Оно скоро получило свое название. Политики еще помнили восстание в Чехии в 1419 г. против короля Сигизмунда, которого националисты обвинили в том, что он слишком легко оставил реформатора Яна Гуса на растерзание Констанцскому собору. Изгнанный из Праги, лишенный чешского трона, Сигизмунд Люксембург был вынужден двенадцать лет бороться с коалициями мелких чешских феодалов, очень ценящих свою независимость, и крестьянства, привлеченного гуситской программой социальных реформ. Став императором, Сигизмунд сделал уступку в литургии, имевшую большое символическое, а значит, политическое значение: Базельский собор в 1436 г. согласился, чтобы причастие в Чехии давалось под обоими видами как причастие таинству тела и крови Христовых, тогда как римское католичество допускало для простых верующих только причастие таинству тела. Второстепенная уступка? Конечно, нет.
Дух единообразия как в церкви, так и в империи сдал позиции. Суверенная власть с универсалистской основой уступила партикуляристской воле феодалов. Полностью понимая значение этой исторической ассоциации для других времен и других мест, хорошо информированные люди окрестили восстание французских принцев Прагерией. Дофин Людовик был здесь только орудием в руках феодалов, мало заботившихся о том, чтобы их победа над англичанами преобразилась в победу Короны.
Вожди Прагерии забыли две вещи. Франция устала от войны, и французы ничего не могли выиграть от конвульсий феодализма. Карл VII великолепно сыграл на настороженности населения. В феврале 1440 г. он писал добрым городам, предостерегая их против тех, кто хочет внести какие-либо смуты или новшества в осуществление нашей сеньориальной власти, что привело бы к полному разрушению нашего королевства, замедлило бы объединение церкви, достижение мира для нашего королевства и освобождение нашего брата Орлеанского.
Короля мало занимал его кузен Карл Орлеанский. Жители добрых городов беспокоились за последнего еще меньше. Но они совсем не желали, чтобы война вспыхнула снова, когда уже появилась надежда на ее окончание. В борьбе против феодалов Карл VII вновь нашел традиционных (с начала коммунального движения в XI в.) союзников — горожан, испытывавших больше враждебности к местной власти графа и епископа, чем к вмешательству агентов короля, всегда корыстному, но часто восстанавливающему справедливость. Конечно, в моменты высшего подъема этого движения власть суверена входила в конфликт с городами, вернее, с податными людьми. Так было во времена Гарелли и восстания майотенов. С тех пор как феодальные силы политической раздробленности снова взяли верх, города играли на стороне короля. Прагерия быстро выявила это.
Тогда-то Карл VII и показал свою силу. Три гонца, которых он послал к герцогу Бурбонскому, не были ни юристами, ни легатами, ищущими примирения. Это были Ришмон, Сентрай и Гокур — коннетабль в сопровождении двух капитанов, известных своей энергичностью. Тем временем король блокировал Лош, капитан которого неосторожно примкнул к Прагерии. Ришмон вернулся, только чтобы передать «оскорбительные и бесчестные слова» герцога Бурбонского. Карл VII завершил сбор своей армии на Луаре. Рассчитывая также на армию, которая должна была подойти из Лангедока, в марте он двинулся на Пуату. Никто не мог оставаться в неведении, что стоит на кону: на стягах «копий» была нарисована золотая корона.
Армия Карла VII — это была армия, только что оттеснившая англичан. В ней находились Ришмон и другие командиры, недавно вошедшие в Париж. В ней были Карл Анжуйский, граф Менский, и Бернар д'Арманьяк, граф де ла Марш. Они чаще участвовали в походах, чем большинство заговорщиков. Через пять дней они подошли к Ньору. «Милый герцог» Алансонский вынужден был в полном одиночестве организовать оборону против этой армии. Будучи племянником Ришмона, равно как и Арманьяка, он без труда договорился о перемирии. Потом он попытался воспользоваться этой отсрочкой: он обратился за помощью к англичанам.
Энергичность, проявленная королем, не вызвала удивления. Он уже лично возглавлял внезапную атаку, с помощью которой был отбит Сен-Мексан через несколько часов после начала путча герцога Алансонского. Он же встал во главе своей армии, когда его главные силы направились на Ньор. Принцы учли это. Ладно еще участие в заговоре, но выступление против короля с оружием в руках могло привести и на плаху. Они эвакуировали свою штаб-квартиру.
Настала середина апреля 1440 г. Прагерия еще успела поменять театр военных действий. Дофин и герцоги переместились в Овернь. Карл VII их преследовал, пускал в ход свою артиллерию, занял тридцать крепостей, одобрил благоразумную верность своих добрых городов. Мелкое дворянство не доверяло таким играм принцев — оно сохранило спокойствие.
Приближалась лангедокская армия, которой именем короля командовал виконт де Ломань. Это как раз были компании, на которые давно рассчитывали участники коалиции. Тогда же стало очевидным, что многие города готовы в войне поддержать короля. Такое решение только что приняли Штаты Оберни, вопреки позиции Бурбона. Движение сторонников короны во Франции ширилось.
Принцы могли большего достичь от переговоров, чем от продолжения войны, в которой непрестанно отступали. Дюнуа уже покинул их, дав понять, что заблуждался, не разобравшись в интригах герцога Бурбонского. Герцог Бургундский держался в стороне от конфликта; он предложил свое посредничество. Филипп Добрый подписал сепаратный мир с королем не затем, чтобы другие затягивали войну до бесконечности, и был человеком достаточно здравомыслящим, чтобы понять — после его разрыва с англичанами переход последних к новым завоеваниям не в интересах его государства.
Все единодушно выступили за переговоры. Последние состоялись между Клермоном и Монферраном — сначала у францисканцев, потом у якобинцев. Каждая сторона меняла свои требования. Король прервал переговоры, взял Виши, занял Роанн. Вмешался граф д'Э, снова предложив мир. Коалиция распалась. Алансон заключил свой мир и удалился. Дофин и герцог Бурбонский попросили у короля пощады.
Карл VII сделал вид, что забыл проступок наследника, сделал суровое внушение кузену, отказался возвращать доверие менее значимым сеньорам, в частности, ла Тремую. Мелкая баронская сошка была довольна, что может удалиться на свои земли. Амнистию объявили всем, но Карл VII хорошо помнил измены.
Это было первое осложнение в отношениях между отцом и сыном. Когда будущий Людовик XI посмел заговорить о своих обязательствах по отношению к тем, кто ему служил, его грубо одернули.
Вы мой сын. Вы не можете брать обязательств по отношению к кому бы то ни было без моего дозволения.