Восстановление финансов
Экономическое возрождение королевства позволило восстановить финансовую сферу. При этом добивались не столько большего объема финансов, превращенных в наличность (Карл VII никогда по-настоящему не испытывал недостатка в средствах), сколько регулярности возможного финансирования государства. При любой возможности, фактически раз или два в год, обязательно обсуждали с депутатами Генеральных или провинциальных штатов принципиальную возможность выделения помощи (эда), «даруемой для ведения войны», и ее сумму. Налог воспринимался как нескончаемое бедствие и не мог служить ни твердой основой для постоянного функционирования гражданских механизмов правительства, ни надежной базой для поддержания порядка двенадцать месяцев в году. Война велась в виде отдельных походов, и средства на нее королевская власть собирала с помощью отдельных налоговых кампаний, для каждой из которых вводили особые правила и разные органы для обложения и сбора.
Так, некто Пьер Мандонье был «назначен в нижнюю землю Оверни для сбора эда в две тысячи франков, каковой наш государь король повелел взять с оных земель Лангедойля в июне месяце 1437 г., подобно тому, как сие было сделано в предыдущем году». Пусть даже Мандонье год за годом должен был взимать почти все налоги, которыми облагалась Нижняя Овернь, — он не был просто сборщиком налогов в Нижней Оверни. Каждый налог представлял собой единое целое со своим названием, своей суммой, своей датой. А если именование должности чиновника занимало три строчки и утрачивало связность, то куда денешься.
Живодеры, вполне непреднамеренно, дали великолепный аргумент людям короля, которые старались приучить народ к постоянному налогу. Ведь из-за живодеров постоянной была если не война, то как минимум военная угроза, а сохранение порядка требовало денег. Это казалось ясным, коль скоро капитанам — как мы видели на примере Вильяндрандо — надо было давать деньги за то, чтобы они зимой не разоряли страну, после того как летом им платили за ее оборону.
Поэтому люди понемногу скорей привыкли к постоянным налогам, чем в принципе согласились на них. В январе 1436 г., когда Штаты Пуатье — весьма непредставительное собрание, несмотря на свое название, — вотировали косвенный эд на четыре года, некоторые депутаты во главе с представителями Тура выразили протест: следует созвать настоящие Генеральные штаты. Недостаточно полномочное собрание может принять срочные меры, но не обеспечить будущую войну. Власти виляли, то заменяя эд прямым налогом, то возвращаясь к эду. В конечном счете в мае 1436 г. Штаты признали этот эд в принципе. Но эта история всех утомила. Король уже не перестанет взимать косвенный налог, но больше в Лангедойле никто не напомнит о необходимости испрашивать на это согласия Штатов.
Лангедок в это же время противился налогу, и его Штаты готовились не допустить введения эда. Предвидя это, Карл VII ввел этот эд в начале 1437 г., даже не дожидаясь открытия сессии. Пусть после этого депутаты для проформы будут протестовать, но добрым людям придется платить налог не менее двенадцати денье с ливра — пяти процентов — за все продаваемые товары, за исключением вина, которым торговали в розницу: его облагали особой пошлиной в размере восьмой части цены.
Косвенный налог больше всего подходил для превращения в постоянный, и люди короля давно поняли это. Будущее эда было вполне обеспечено.
Что касается прямого налога, о нем продолжали спорить. Последний раз Карл VII собирал Генеральные штаты Лангедойля в октябре 1439 г. в Орлеане, и они вотировали сбор суммы в сто тысяч франков. Но после последней сессии в Пуатье в 1436 г. война продолжалась, и королевскому правительству приходилось делать вид, что согласие податных получено. В 1437 г. собрали двести тысяч ливров, столько же в 1438 г., в 1439 г. — триста тысяч. Согласие орлеанских Штатов утверждало сохранение некоего принципа, но те, кто как платил, так и платит, могли бы посмеяться над этим явно ненужным утверждением. Потому-то власти отныне и будут обходиться без созыва Генеральных штатов Лангедойля. Через некоторое время стали имитировать переговоры с местными собраниями, которые было легко запугать. После 1450 г. прекратится и это.
В этой истории с испрашиванием согласия на налог, необходимым по закону, так как налог был чрезвычайной мерой, принимавшейся при особо тяжелых финансовых трудностях, или считался таковой, в 1442 г. последнее слово сказал Карл VII:
Нет надобности собирать три сословия, чтобы ввести талью… Это лишь бремя и расход для бедного люда, каковой должен оплачивать тех, кто собирается. Многие видные сеньоры страны ходатайствовали, дабы такие созывы прекратились. По сей причине они будут довольны, если король соблаговолит сам дать поручение делегатам.
Иначе говоря, если уж платить налог, вовсе не обязательно дополнительно платить еще и за то, чтобы обсуждать его. Абсентеизм, который в то время особо отмечался в Штатах Лангедока, достаточно демонстрирует, что король почти не преувеличивал.
На пути к постоянной армии
Перемирие не имело бы никакого смысла, если бы не позволяло подготовить решительное наступление на земли, которые англичане еще удерживали в Нормандии, а также в Гиени. Забота о создании регулярного финансирования предваряла заботу о создании регулярной армии, той самой постоянной армии, к созданию которой практически приступил — не смея сказать об этом открыто — Карл V и отсутствие которой (гражданская война превозмогла прекрасную организацию мудрого короля) сделало периоды после кампаний еще опасней, чем периоды боевых действий. Нередко оказывалось, что действия бродячих банд страшней набегов противника.
Когда армия то есть, то ее нет, — это расточительство сил еще и с тактической точки зрения. Какие-то крепости то брали, то теряли через несколько месяцев. Война затягивалась до бесконечности как на уровне королевства, так и на уровне деревни, потому что ни один результат не был окончательным. Становилось очевидным: победит тот из противников, кто первым сумеет консолидировать свои позиции двенадцать месяцев из двенадцати.
Финансы Карла VII дали ему такую возможность — он опередил противника. Но ордонанс, обнародованный в феврале или марте 1445 г., на первый взгляд не вводил коренных реформ. Он просто объявлял о постоянном содержании на жалованье (retenue) определенного количества рот (или компаний, compagnies), которые образуют армию, «предписанную» (ordonnee) королем. Пятнадцать рот, тысяча пятьсот «копий» (lances), а вскоре восемнадцать рот и тысяча восемьсот «копий» — вот личный состав «большого ордонанса» (или grande retenue), благодаря которому в 1450-е годы будет отвоевано королевство Валуа.
Сохранить пятнадцать рот значило выбрать из капитанов, более или менее постоянно служивших королю до перемирия, пятнадцать счастливчиков, притом что недовольных будет гораздо больше. Для простых воинов служба королю становилась привилегией, что оправдывало повышенные требования к ее качеству.
Кто стал избранниками? Естественно, оба маршала — Андре де Лозак и Филипп де Кюлан, как и старые приверженцы короля, бывшие соратники Жанны д'Арк и вожди последних походов — Потон де Сентрай, Оливье де Коэтиви, Шарль де Кюлан. Некоторых из этих «ордонансных» капитанов ждала блестящая карьера: человек дофина Людовика Жоашен Руо в конечном счете станет маршалом. О других заговорят позже — например, о прево Тристане Отшельнике [101] . Почетное место занимали иностранцы, под чьим началом были собраны воины, когда-то навербованные Карлом VII за пределами Франции: шотландцы Робин Петтилоу и Роберт Каннингем, испанец Мартин Гарсия, итальянец Бонифачо де Вальперга. Один из Вальперга уже отличился под Орлеаном во времена Жанны.