Наконец, артиллерия стала не просто средством тактической поддержки, с которым следовало считаться еще при Филиппе VI. Под руководством Пьера Бессонно — до 1444 г., а потом братьев Гаспара и Жана Бюро она начала превращаться в решающую силу для достижения победы. В городах появлялось все больше литейщиков пушек, в большинстве бывших литейщиков колоколов; они чаще занимались починкой поврежденных орудий, чем отливкой новых. Ведь пушка — предмет хрупкий, и артиллерийской прислуге очень советовали сражаться только в состоянии благодати.
Ему следует более, чем любому иному воину, бояться обидеть Бога, ибо, приводя в действие свое орудие, он всякий раз подвергается опасности сгореть заживо.
Измыслили пушки самых разных размеров, от легкой серпантины, стреляющей пяти-шестифунтовыми ядрами, и кулеврины, управляться с которой было еще нетрудно, — положив ствол на сошку, вбитую в землю, пушку потом окапывали, — до пищалей (veuglairs) и курто, до бомбард и «толстых пушек», которые устанавливали на деревянный помост. Чтобы облегчить маневрирование, то так, то этак приспосабливали колесные повозки, удачно заменившие прежние ложа; генуэзский инженер Луи Жирибо изобрел очень удобную тележку, благодаря которой артиллерия отныне успевала реагировать на перемены в ходе сражения. Это был большой шаг вперед по сравнению с баллистами и требюше, пружины и балансиры которых настраивали раз и навсегда.
В то же время алхимики усовершенствовали качество пороха: шесть частей селитры, одна серы, одна угля. Никто бы не поклялся, что в этом рецепте нет чего-то магического.
Отныне существовало оружие массового воздействия. В последних сражениях Столетней войны артиллерия служила не просто для того, чтобы устрашать противника пламенем и грохотом. Град ядер истреблял английскую конницу, которая становилась жертвой своей неприспособленности к новому оружию, как век назад французская конница, недостаточно учитывавшая подвижность лучников. В осадном деле прошла пора огромных каменных глыб, которыми вели навесную стрельбу из требюше — орудий, неспособных корректировать стрельбу, времена, когда прилетавшие обломки скал пугали население, проламывая крыши, но были неспособны причинить большой ущерб каменной кладке. В то время как легкие орудия стреляли свинцовыми или чугунными ядрами, бомбарды по-прежнему метали каменные ядра, но их стрельба стала прицельной, нередко настильной и рассчитанной на то, чтобы пробить стену или снести ворота. А при осаде Бордо в 1452 г. использовали разрывные полые ядра, начиненные разрывными зарядами.
Кризис в Англии
Время работало на Карла VII. В то время как он восстанавливал свою силу, мощь англичан заметно снижалась. Если король Франции справился с Прагерией, то его враг стал жертвой феодальных волнений, которые внушали надежду принцам и вели Англию ко внутренней войне. Дядя короля, герцог Хамфри Глостер, открыто плел заговоры. В парламенте он подвергал нападкам политику собственного дяди — кардинала Бофора. Он оспаривал власть у графа Саффолка. Брак Генриха VI с Маргаритой Анжуйской, скрепивший перемирие 1444 г., все восприняли как поражение Глостера. Последнему нужно было восстанавливать свои позиции.
Молодой король Англии — к моменту заключения перемирия ему было двадцать два года — не мог думать о возобновлении войны. Как ни старался Глостер, изобличая ошибочность выжидательной политики в то время, когда противник вооружается, Саффолк не желал ничего слышать. Инициатор перемирия, которое могло стать решительным шагом к миру, он боялся, что отголоски войны, все более непопулярной у англичан, скажутся на внутреннем положении в стране. Но народ не любил свою французскую королеву, а когда Генрих VI предложил вернуть Мен своему тестю Карлу Анжуйскому, в то время графу Менскому, раздались возгласы возмущения. Чувствуя себя увереннее в роли критика, чем Саффолк в роли правителя страны, Глостер всякий раз здесь брал верх.
В отчаянии Саффолк созвал в феврале 1447 г. парламент в совершенно непривычном месте — в Бери-Сент-Эдмундс, где мог легко оградить себя от неожиданностей и откуда посмел отдать приказ арестовать королевского дядю. Через пять дней стало известно, что Глостер умер в тюрьме. Объявили об апоплексическом ударе: арест «огорчил» его — такова была официальная версия. Многие заговорили об убийстве. Несомненно, они заблуждались. Тем не менее Глостер был сыном короля, и его смерть вызвала в 1447 г. в Англии много шума. Когда 11 апреля в свою очередь скончался старый Бофор, многим приходило в голову, что кардинал Винчестерский поплатился за свою вину.
Так за несколько дней со сцены сошло целое поколение. Генрих VI и его наставник Саффолк остались у власти одни, но они далеко не контролировали Англию. Феодалы не прекращали волноваться. В первые ряды стал выдвигаться Сомерсет. Герцог Ричард Йорк начал усваивать мысль, что по матери он принадлежит к старшей ветви по отношению к Ланкастерам. Генрих VI столь же плохо поддерживал своих капитанов, сколь плохо подчинял себе своих баронов и даже не сам выбирал себе союзников. На горизонте Англии возник призрак «войны Алой и Белой розы». Ее предвестия не могли упрочить английское владычество во Франции. Потеря материка лишь усугубит ситуацию на острове.
Ошибки Сомерсета
Тем не менее искал ли войны Карл VII? Это как раз не факт. Он демонстрировал свою новую силу, но прежде всего затем, чтобы взять верх на неизбежных переговорах, на которых, как можно было надеяться, англичане покажут себя более сговорчивыми, чем во времена Бедфорда. Ведь с 1445 по 1447 гг. переговоры, более или менее добросовестные, не прекращались. Обменивались письмами, посольствами. Дюнуа ездил в Лондон. Перемирие несколько раз продлевали, но заключение мира было обусловлено выполнением обещаний, данных при браке Генриха VI с Маргаритой Анжуйской. Так, капитан Ле-Мана Осберн Мандефорд без конца находил все новые предлоги, чтобы не уступать город. Весной 1448 г. Дюнуа и Брезе были вынуждены привести под Ле-Ман небольшую армию и занять предместья, угрожая взять город штурмом. Мандефорд держался браво, даже предложил бой, но в итоге эвакуировал крепость. Тем не менее он со своими людьми после этого занял Мортен и Сен-Жам-де-Беврон — два городка, сильно пострадавших от войны и уже не защищенных.
Франциск I Бретонский немедленно выразил протест: под угрозой оказалось его герцогство. Правда, герцог Франциск ненавидел англичан. Очевидно, что операция Мандефорда была изолированной выходкой, но английский капитан взялся укреплять Мортен и Сен-Жам. Таким образом, легко было поднять крик о нарушении перемирия, и Карл VII не преминул этого сделать: условия перемирия запрещали укреплять новые крепости на границе.
Французы и англичане еще вели переговоры, но тон стал резче. Каждая сторона выдвигала список своих претензий. Охотно перечисляли допущенные противником нарушения перемирия. Сомерсет повел себя «надменно», и его собеседники были вынуждены призвать его к порядку. Встретившись в Лувье, Гильом Кузино и епископ Чичестерский Адам Молейнс стали состязаться в изобретательности, устроив юридическую дискуссию, в которой каждый толковал условия перемирия к выгоде своей стороны. Дошло до спора о том, распространяется договор на Бретань или нет. И французы сразу напомнили, что герцог Франциск — в полной мере подданный, вассал и племянник короля Карла VII. Прошли времена, когда Иоанн V Бретонский лавировал меж обоих лагерей. Франциск I решительно встал на сторону Валуа. Но у епископа Молейнса были свои аргументы: спорные города — нормандские. Герцог Бретонский не имеет оснований говорить, что угрожают ему.