«Были спасены десятки жизней…»
Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:
— Отправка молодых солдат в казармы из зоны боевых действий — это было мудрое решение. Они были призваны в мае-июне, и мы не успели их подготовить. Этим решением были спасены десятки жизней. Хотя отмечу, что ребята практически все не хотели уходить из батальона. Для батальона эти сорок человек — потеря была не очень серьёзная, нам их сразу компенсировали контрактниками.
С приходом в батальон контрактников, или, как их часто называли — «контрабасов», моральный климат в части стал весьма существенно меняться…
«От законченных подонков до настоящих героев…»
Андрей Середин, заместитель командира разведдесантной роты по воспитательной работе, капитан:
— Первая партия контрактников пришла в батальон под Горагорским. Замена их на срочников, которые отслужили менее полугода, прошла в течение одного дня, поэтому мы не ощутили некомплекта. Многие из контрактников воевали в первой чеченской кампании. Пришли нормальные механики-водители, по крайней мере, такие, кто когда-то водил, сидел за штурвалом БМП, некоторые были из деревенских трактористов. Наводчики пришли — из тех, кто срочку служили на БМП.
В первой партии контрактников, по крайней мере, в РДР, были такие, что пришли воевать сознательно, реально отстаивать интересы Родины, защищать её, были идейно настроены. О том, что приехали сюда зарабатывать деньги, разговоров не было, тем более что конкретных обещаний денег пока и не было — всё на уровне слухов.
Владимир Самокруткин, командир батальона, подполковник:
— Контрактники, которых к нам присылали, все были разные. Контингент — от законченных подонков до настоящих героев. Мы вынуждены были брать тех, кого нам присылали, предварительно отбирать не могли. Есть, допустим, некомплект 30 человек — мне их и привозят на вертолёте. В батальоне с ними и знакомились, распределяли по ротам. Отсеивать непригодных мы не могли. Через 1–2 месяца такие сами уходили.
На боевые никто из контрактников ходить не отказывались, наоборот — рвались, даже из тыловых подразделений. Бывало, что прослужит контрактник месяц, два, три — и начинаются семейные проблемы. То жена заболела, то «кошка сдохла», хотя контракт подписывали на полгода. Приходили, просили расторгнуть контракт и отпустить домой…
«Выпить — дорогое удовольствие…»
Салех Агаев, заместитель командира батальона по воспитательной работе, майор:
— Были контрактники, что нас не устраивали. Однажды застали нетрезвыми двоих. Объявил от имени командира по десять суток ареста, они на это время были лишены «боевых». Рядовой получал в день 810 рублей, сержант — 830. Дорогое это было удовольствие — выпить.
«Надо же стресс снимать…»
Валерий Олиенко, командир отделения управления 2-й разведывательной роты, старшина:
— А расслабляться ведь тоже было надо, после того, как постреляешь, и в тебя постреляют. Понять-то можно. Надо же стресс снимать. Все — взрослые люди. Где находили? А для чего ОБМО существует? Они же ездили в Моздок.
Большинство контрактников — «солдаты удачи». Но некоторые быстро понимали, что здесь стреляют, и — обратно. Сходили один раз на боевые и всё — до свиданья. Написал рапорт, развернулся и поехал домой. Только вроде с человеком сработался, узнал его, а он — уезжает. Других прислали, опять знакомься, узнавай человека. У нас был один капитан внутренних войск, а воевал рядовым. У него на службе были какие-то проблемы. То ли его уволили, то ли сам ушёл. А ходил у нас простым разведчиком. Ну и что, что капитан, чем он отличается от других? Первый набор контрактников — все были классные пацаны, нормальные ребята. Некоторых выгоняли — раз залетел, второй. Сколько можно? Вот и выгоняли.
«Пренебрежения к молодым не было…»
Салех Агаев:
— Первый комплект контрактников был наиболее подготовленный. Ребята были солидные, многие служили в ВДВ, спецназе, разведке.
Контрактники себя «дедами» не чувствовали. Не было такого, чтобы — «Вы, срочники, идёте на боевые, а мы, контрактники, не пойдём». Пренебрежения к молодым не было. Фактов неуставных отношений вообще в той обстановке не было. В первой партии контрактников было много опытных солдат. Они увидели, что и наши солдаты-срочники многое умеют. Относились к ним не как к мальчишкам. Помню, как ко мне подошли контрактники и попросили: «Надо Липатова успокоить — опять хочет с нами идти на боевые». Старые солдаты его жалели, что парню скоро на дембель со срочной, должен остаться в живых, не стоит лишний раз жизнью рисковать.
А бравады не было. Бравада — у пехоты, ей это было больше присуще.
«На войну, как на заработки…»
Андрей Бирюков, начальник штаба батальона, майор:
— Мне запомнился один контрактник, было ему на вид 30 лет. «Живу, — говорит, — в деревне, летом по хозяйству, а зимой делать совершенно нечего. Пока идёт война, я полгода зимой здесь воюю, а на лето уезжаю в деревню». Раньше русские мужики на заработки ездили плотничать, что-нибудь строить, а теперь — воевать…
«Когда протрезвели, свалили по домам…»
Пётр Ерохин, заместитель командира взвода, старшина:
— В 1989 году меня призвали в ВДВ, после учебки попал сапёром в разведроту в Фергану. Знаю, что такое гасить межнациональные конфликты: участвовал в событиях в Узгене, в Оше. После срочной было Приднестровье, Абхазия, первая чеченская кампания. Распад Союза происходил на моих глазах, и параллельно — распад армии. За службу в ВДВ у меня было 54 прыжка — на воду, на ограниченную площадку, затяжные прыжки.
В разведбатальон пришёл по контракту. В Мулино, в казармах, нас собралось триста человек, на пополнение дивизии. Почти сразу же начались пьянки — некоторые водку жрали, как лошади. Орловцы начали панику наводить, что половина группировки в Чечне уже слегла, и нас на убой повезут, поэтому, дескать, давай деньги заберём, аванс, здесь побухаем, там они нам не понадобятся, последний раз погуляем. Нас, несколько человек, которые должны были идти в разведбат, перезнакомились, и я этих пацанов поднимаю на орловцев: «Мразь, вас, из кричащих, половина до Чечни не доедет, в своей блевотине сознание потеряете, остальные — после первого выстрела свалите». Я и Сергей Вихрев осадили этих истериков. Многие из них, когда протрезвели, то свалили по домам.
Через два-три дня пребывания в Чечне половина «контрабасов» стали собираться домой. У нас было два ящика лука заготовлено, я понимал, что впереди зима, пригодится. Так они стали луком кидаться! — «Ублюдки, — говорю, — вы что творите? Вы это добывали? Езжайте отсюда!». И они собираются, а один боец сказал мне, что эти балбесы, наверное, ради шутки напоследок сварили нам в отместку пулемётные ленты. По внешнему виду патронов не увидишь — сварены они или нет, надо проверять. Говорю об этом командиру роты старшему лейтенанту Гагарину: «Надо проверить, отстрелять по десять патронов с каждой ленты». — «Нет! Начнутся вопросы ко мне, почему стрельба! Идите так!». Нам завтра как раз идти на задание. — «Вы в своём уме? А если они сварены, и у меня два пулемёта не будут работать? Это же ляжет подразделение в бою!». Гагарин упёрся. Тогда я сам приказал пацанам отстрелять эти ленты.