— Уберите игрушку, — буркнул смуглый.
— Осторожность не повредит. Сами знаете, какое время. Рейх трещит по всем швам…
— И первое доказательство: верные его слуги драпают, как крысы с тонущего корабля.
Миллер сделал угрожающий жест.
— Я пошутил, — быстро сказал смуглолицый. — А вы совсем не изменились.
— Вы тоже. Получили радиограмму?
— Судно ждет нас на рейде. Все, как договаривались полгода назад, в Берлине.
— Как сюда добрались?
— У меня мощный гоночный катер, не чета вашему: я слышал, как ваш кашлял.
— Отлично! На вашем и двинем. Пошли.
Смуглый не двинулся с места.
— Сначала договоримся о гонораре за доставку на мою родину, — произнес смуглый.
— Половина, — похлопал Миллер пистолетом по сумке. Талызину послышалось металлическое позвякиванье.
— Расчет на борту?
— Нет, по прибытии на место.
— Ладно.
Они начали спускаться к реке.
— Свободно добрались сюда? — спросил Миллер.
— Более или менее.
— А что на побережье?
— Сущий бедлам. Кстати, в лагере вас не хватятся?
— Лагеря больше нет, — сказал Миллер. — Его разбомбили союзники.
— А заключенные? — спросил смуглый.
— Те, кто остался в живых, транспортируются в порт.
— Зачем?
— Акция, — лаконично ответил Миллер.
Они подошли к реке, и смуглый столкнул на воду стройное суденышко, настолько умело замаскированное в камышах, что Талызин его не заметил.
Мощный мотор заработал почти бесшумно.
— Хотите хлебнуть? — спросил смуглый. — Испанское.
— Нет, — отказался Миллер.
Плавно развернувшись, катер двинулся вниз по течению и вскоре скрылся из виду.
Талызин перевел дух. Только теперь он разжал пальцы, сжимавшие булыжник. Затем спустился к реке, сел в лодку, брошенную Миллером, и включил мотор. Быстро прикинув обстановку, решил, что нужно пробиваться вниз по течению реки, к морю, и чем быстрее, тем лучше. Конечно, это риск, и огромный. Но в любом случае необходимо поскорее удалиться от опасного места.
x x x
Гоночный катер подошел почти вплотную к судну и лег в дрейф. Миллер с некоторым страхом разглядывал небольшой корабль странной формы. Это было допотопное судно, которое, подумал он, можно увидеть разве что на старинной гравюре. Из косо поставленной трубы лихо валили жирные клубы дыма.
— Плавучий крематорий, — произнес Миллер и сплюнул за борт.
— Крематорий — это скорее по вашей части, — съехидничал его спутник.
На борту суденышка появилось несколько матросов, таких же смуглых, как Педро.
— Подайте конец! — крикнул капитан, задрав голову.
Вскоре над кормой лодки закачалась до невозможности замызганная лесенка из манильского троса. Несмотря на подозрительный вид корабля, команда, похоже, знала свое дело.
— Прошу, — подтолкнул Миллера к лестнице Педро. — Капитан покидает судно последним.
Немец не без труда поднялся на борт. Его сумка болталась, перекинутая через плечо. Следом за ним стал подниматься Педро, предварительно закрепив крючья для поднятия лодки.
Когда спутник ступил на палубу, Миллер спросил:
— Каким курсом пойдем?
— Это не ваша забота, — процедил капитан без всякой почтительности к пассажиру. — Я не лезу в ваши дела, вы не лезьте в мои. Ваш погибший шеф был куда сдержаннее на язык.
Корабль, набирая скорость, двинулся в открытое море.
Миллер посидел на влажном днище перевернутой лодки, несколько раз прошелся взад-вперед по палубе. Ему понравилась вышколенная команда, которая слаженно выполняла распоряжения капитана. Смуглолицые матросы были молчаливы, на вопросы пассажира никак не реагировали. Впрочем, возможно, испанский Миллера был для них слишком плох, а по-немецки они не понимали.
Миллеру отвели каюту, которая скорее смахивала на каморку, но долго он в ней не усидел. Соскучившись в одиночестве, направился к капитанскому мостику. При этом со своей сумкой он предпочел не расставаться.
— Итак, через океан на всех парусах! — воскликнул Педро, когда Миллер подошел к нему, и пропел:
Только в море,
Только в море
Может счастлив быть моряк.
— Вы любите стихи, Миллер? — неожиданно спросил капитан после паузы.
Миллер пожал плечами.
— Я имею в виду хорошие стихи, — пояснил Педро, вглядываясь в горизонт. — Нравится вам Генрих Гейне?
— Стихами не интересуюсь.
— Ну да, вы запретили его. И по-моему, зря. К вашему сведению, мои предки, знаменитые пираты южных морей, занимались добычей и сбытом живого товара. И имели на этом недурной процент.
— А при чем тут Гейне?
— Очень даже при чем. Он описал занятия моих предков, я бы сказал, с документальной точностью. Видите ли, мои предки промышляли тем, что добывали негров в Африке и переправляли их на Американский континент. А теперь послушайте, что пишет Гейне в «Невольничьем корабле», есть у него такая вещица…
Полуприкрыв глаза, капитан не спеша, несколько нараспев прочитал:
Пятьсот чернокожих мне удалось
Купить за гроши в Сенегале.
Народ здоровый, зубы — кремень,
А мускулы тверже стали.
Я дал за них водку и ножи —
О деньгах там нет и помина.
Восемьсот процентов я наживу,
Если даже умрет половина.
— Я прочел эти стихи мальчишкой, — продолжал Педро. — И, естественно, меня заинтересовало: где у этого Гейне правда, а где поэтический вымысел? Я имею в виду — восемьсот процентов прибыли.
Миллер протер пенсне.
— Цифра приличная.
— Вот-вот, вы начинаете улавливать ход моей мысли, — подхватил капитан. — Я решил порыться в семейных архивах. Я знал: отец хранит их в своем кабинете, в постоянно запертом сейфе. Шифр мне удалось раздобыть. Однажды я забрался в кабинет, открыл сейф и вытащил из него связку бумаг, пожелтевших от времени.
— А ваш отец? — спросил Миллер, который никак не мог решить, дурачит его Педро или рассказывает правду.
— Папаша находился в отъезде. Но уверяю вас, застань он меня на месте преступления — ваш покорный слуга не вел бы сейчас это превосходное судно. Во-первых, семейный архив считался святыней, он собирался не одну сотню лет. Во-вторых, — выпятил Педро грудь, — в жилах нашего рода течет горячая кровь аристократии.