«Гранд, нечего сказать! — усмехнулся Миллер, бросив взгляд на смуглое лицо капитана. — Потомок разбойников и беглых рабов. Попался бы ты мне в лагере, я бы отучил тебя от хвастовства». — Он машинально потрогал перстень.
Капитан приставил к глазам бинокль, затем отдал отрывистое приказание. Ловкий как обезьяна матрос мигом вскарабкался на ванты, и вскоре над кораблем развевался флаг со свастикой.
— Что там? — спросил Миллер.
Педро опустил бинокль.
— Корабли.
— Чьи?
— Немецкие.
— Вы уверены?..
— Друг мой, я плаваю не первый год и знаю контуры всех кораблей мира.
— Нельзя их обойти?
Капитан покачал головой.
— Понимаю ваше беспокойство, — с расстановкой произнес он. — Пойманный дезертир подлежит военно-полевому суду со всеми вытекающими последствиями.
— Они ведь далеко, — моляще посмотрел мигом утративший спесь Миллер.
— Нас наверняка уже заметили, — сказал капитан. — Поэтому изменение курса вызовет подозрения. Наш корабль — частная рыболовецкая посудина, вам ясно?
— Ясно.
— Думаю, у немцев сейчас есть заботы поважнее, чем терять время на такую жалкую скорлупку. Договоримся так: через несколько минут я спущусь вниз, а вы станете капитаном. Врите как можно правдоподобнее, от этого зависит ваша жизнь… Так на чем я остановился? — Педро подчеркнуто спокойно посмотрел на хронометр. — Да, и раздобыл семейные архивы. Ну там, письма, судовые журналы и прочее. И сопоставил доходы с расходами. Представьте себе, поэт оказался прав, он гениально угадал процент доходов почтенных работорговцев. А вы его книги сжигать надумали…
— Послушайте, Педро, не ерничайте, я вас умоляю…
— Стоп! — перебил капитан. — Я ухожу в кубрик. Ваше спасение — в ваших руках. Вернее, в вашем языке.
Миллер заступил на место Педро. Наскоро постарался оценить ситуацию. Этот чертов Педро не так прост, как могло бы показаться на первый взгляд. В минуту серьезной опасности подставляет его под удар, ведь капитан несет полную ответственность за судно, отвечает за грузы и людей, которые находятся на борту. А что он знает о них? Педро — темная лошадка. Хвастун и враль — это полбеды, а вот чем промышляет? И какие дела связывают его с ведомством Гиммлера?..
Едва капитан Педро исчез в кубрике, как матросов тоже словно ветром сдуло.
Миллер, оставшийся в одиночестве, наблюдал, как впереди по курсу вырастают громады трех океанских судов — они шли малым ходом. Вскоре за их колоссальными тушами Миллеру удалось разглядеть еще несколько самоходных барж и пароходов.
Он вздрогнул от повелительного голоса, внезапно раздавшегося с верхней палубы ближайшего к нему судна.
— Стой! — прозвучала команда, многократно усиленная мегафоном.
Миллер крикнул по переговорному устройству распоряжение мотористу, и на сей раз его немецкий был понят: суденышко послушно легло в дрейф.
Штурмбанфюрер сумел рассмотреть человека, отдавшего приказ, поскольку тот стоял близко к борту.
— Немец? — спросил мегафон.
— Немец, — ответил Миллер.
— Порт приписки?
Миллер наугад брякнул:
— Гамбург.
— Документы в порядке?
— О, конечно…
— Ладно. Как называется твоя посудина?
— «Виктория», — назвал штурмбанфюрер первое пришедшее в голову имя.
— Почему нет названия на борту?
— Название стерлось… Нужно менять обшивку, она уже никуда не годится… Вернусь в Гамбург — стану на капитальный ремонт, — плел напропалую Миллер.
— Что надо здесь?
— Говорят, в этом районе появился косяк сельди, — промямлил штурмбанфюрер.
— Сейчас ты вместе со своей старой калошей отправишься на дно.
Миллер вцепился в поручень. Похоже, влип в скверную историю. Обидно: свои потопят. Впрочем, разве теперь разберешь, где свои, а где чужие? Отдать приказ «Полный вперед»? Бессмысленно — изрешетят прямой наводкой, прежде чем он успеет докончить фразу.
С бортов свесились еще несколько фигур, рассматривающих Миллера. Все они были в эсэсовской форме.
Штурмбанфюрер начал уже догадываться, куда попал. Накануне его ухода из лагеря стало известно, что готовится тотальная акция по уничтожению заключенных нескольких концлагерей. Их должны доставить в Гамбург, погрузить на суда, вывести в море и затопить. Неужели все эти большие суда готовятся пустить на дно? Не может быть. А если все же это так? У Миллера среди охраны могут встретиться знакомые. Если его узнает кто-либо из эсэсовцев — будет худо.
Чтобы скрыть лицо, он низко нахлобучил картуз.
— В этот квадрат заходить нельзя ни одному судну, — сказал человек с мегафоном. — Разве тебе не сказали об этом в Гамбурге?
— Не сказали. — Миллер так энергично замотал головой, что казалось, она вот-вот отлетит. — Разве я посмел бы нарушить инструкцию? В порту такое сейчас творится…
— Это не оправдание.
— Мне комендант порта ничего не сказал об инструкции, я видел его перед самым выходом в море, — быстро заговорил Миллер.
Последние его слова неожиданно заинтересовали эсэсовца.
— Ты видел старика Вебера? Разве он выходит? — спросил эсэсовец, подняв руку с мегафоном.
— Мы разговаривали с Вебером в порту. Он решил обследовать свое хозяйство. Вернее, то, что от него уцелело после бомбежек, — добавил Миллер.
— А как его нога?
— Только чуть хромает.
Собеседник удивился.
— Ходили слухи, что Веберу оторвало ногу во время налета. Поистине, чего только не наслушаешься… А ты не ошибаешься, рыболов? — подозрительно посмотрел он на Миллера.
— Исключено. Мы давно знакомы с Вебером, — врал напропалую Миллер, никогда не видевший в глаза коменданта гамбургского порта и до этой минуты понятия не имевший, как его зовут. Кстати, он и в Гамбурге-то не бывал ни разу, только видел его на открытке.
Сейчас — он понимал это — можно срезаться на любом пустяке. К счастью для Миллера, собеседнику не пришло в голову, что его нагло обманывают: ему очень хотелось, чтобы то, что рассказал этот тип с рыболовецкой шхуны, оказалось правдой. Тогда после завершения нынешней грандиозной акции можно будет снова наведаться к приятелю — хлебосольному Веберу.
Дернула же нелегкая этого рыбака-интеллигента залезть в запретную зону!
— Фамилия? — спросил эсэсовец.
— Миллер.
Он не боялся демаскировки и разоблачения: Миллеров в Германии — пруд пруди. Да и вообще, какое это сейчас имеет значение?..