До Джелалабадского аэродрома летели молча. Без обсуждения и комментариев. Даже обычно говорливый бортовой техник молчал.
Зашли на посадку.
Мягко приземлились.
Вырулили к месту стоянки вертолета.
Выключили двигатели. Остановились лопасти.
Александр Беляк долго сидел в своем кресле. Навалилась оглушительная тишина. Он виноват, он! Из-за его невнимательности они пересекли границу и залетели в Пакистан. Что же теперь будет? Крути, верти, а отдуваться придется…
Александр грустно усмехнулся, смахнул пот с лица. Не сидеть же ему тут вечно! Набрался духу. Выпрыгнул из кабины. Осмотрелся по сторонам. На него никто не обращал никакого внимания.
У хвоста вертолета стоял озадаченный капитан Паршин и рядом хмурый бортовой техник Чубков. Оба сосредоточенно рассматривали хвостовую балку.
Беляк подошел к ним.
Паршин искоса взглянул на лейтенанта и снова поднял голову к хвосту вертолета. Ему было достаточно одного короткого взгляда, чтобы понять состояние души своего летчика-оператора. Ругней и матерщиной делу не поможешь, не исправишь того, что уже случилось. Выскочили из пекла живыми и целыми, и это уже хорошо. И еще Паршин подумал о том, что рано или поздно, но придется ему подбирать себе нового летчика-оператора. Беляк по своей натуре человек слишком самостоятельный, слишком твердый и решительный, чтобы долго находиться на вторых ролях. Штурман из него не получится, как не старайся. Не та натура! Его надо начинать готовить к самостоятельным полетам…
Но вслух капитан спросил, показывая глазами на хвост вертолета:
— Видишь?
Беляк посмотрел на хвостовую балку. Там зияли крупная рваная пробоина, величиною с куриное яйцо, и несколько пулевых отверстий. Мелькнула тревожная мысль, что если бы капитан не отвернул вертолет, то снаряд и пули могли угодить в двигатель или прошить кабину…
— Видишь пробоину? — спросил капитан.
— Да, командир, — виновато ответил Беляк.
— Мы еще легко отделались, — сухо произнес Паршин, делая ударение на слове «мы».
Этим он как бы объединял себя с Беляком, принимал на себя всю ответственность. Александр с благодарностью взглянул на капитана, на душе стало чуть легче.
— Могло быть значительно хуже, — мрачно произнес Иван Чубков.
— Могло, — подтвердил Паршин и ровным голосом приказал: — Лейтенант Беляк и старший лейтенант Чубков! Осмотрите внимательно тросовое управление и хвостовой вал. Если там все нормально, все мелкие вопросы решите с ТЭЧ. Но чтобы к утру дырок не было!
Повернулся и пошел в сторону штаба.
Тросовое управление и хвостовой вал к радости Беляка и Чубкова были в полном порядке. Ни пули, ни осколки снаряда их не задели. Бортовой техник остался у вертолета еще кое-что проверить и смазать, а Александр прямиком двинулся в ТЭЧ.
С ТЭЧью — Техническо-Эксплутационной Частью, — а точнее, с технарями, солдатами срочной службы, Беляк быстро нашел общий язык. Знакомый сержант, Иван Петров, вытирая ветошью замасленные руки, хитро улыбнулся, узнав о цели прихода летчика в мастерскую, и спросил:
— Можно задать еврейский вопрос?
— Валяй, если он безобидный, — сказал Беляк.
— Вопрос прост, — сержант оглянулся по сторонам и, убедившись в том, что поблизости ничьих ушей нет, тихим голосом спросил: — А что за это мы будем иметь?
— Тогда слушай встречный вопрос, — сказал Беляк. — А что вы хотели бы иметь?
Оба рассмеялись, вполне довольные своими дипломатическими способностями.
— Мы хотели бы иметь наличные или чеки, — сказал сержант и добавил: — Можно и спирт.
— С валютой туго, сам понимаешь, — пояснил Беляк, — а спирт имеется.
— Мы могли бы приступить к делу хоть сейчас, — сказал сержант, вполне довольный результатом переговоров, — но, сам понимаешь, лейтенант, что фюзеляж уже накалился на солнцепеке так, что к нему не подступить. Чуть-чуть спадет жарища, и мы все дырки заделаем честь по чести.
Термометр в тени палаточного тента мастерской показывал свыше 50-ти градусов. Но к вечеру пробоины технари заклепали, да еще и закрасили.
О досрочном выполнении приказа Паршину доложил Иван Чубков:
— Командир, с нашим бортом все в порядке. Полный ажур!
Осмотрев вертолет, капитан остался доволен ремонтом.
— Молодцы, — похвалил он и распорядился: — А теперь топаем в наш жилой подвал, включаем радиоприемник и очень внимательно слушаем последние известия.
— Из Москвы? — спросил Беляк.
— Нет, «голос Америки», новости дня.
Иван и Александр понимающе переглянулись. У Беляка неприятно засосало под ложечкой. Дело опять пахло керосином. Еще неизвестно, чем все закончится.
Кондиционер работал на полную мощность, создавая относительную прохладу в небольшом жилом отсеке, плотно заселенного летчиками длинного подвала афганского аэропорта. На столе — новый японский двухкассетный магнитофон Ивана Чубкова. Он его недавно приобрел на базаре в Джелалабаде «всего за четыре бутылки водки».
Бортовой механик, настроил приемник и поймал нужную волну.
В девять вечера начали передавать новости дня. Члены экипажа застыли в напряжении.
— Олимпийский комитет Соединенных Штатов Америки официально сделал заявление, что делегация американских спортсменов не примет участие в Олимпийских Ирах, которые будут проходить в Москве, поскольку в Советском Союзе нет демократии и свободы, а коммунистические власти постоянно нарушают права человека, — чеканно звучал женский голос с легким акцентом. — Продолжаем последние известия. Сегодня утром в воздушное пространство Пакистана вторглись вертолеты афганской армии и нанесли ракетный удар по пограничникам сопредельной стороны.
— Это про нас? — спросил Беляк, не скрывая удивления.
— Тише ты! — шикнул на него бортовой техник. — А то про кого же?
— Пакистанские пограничники вынуждены были открыть ответный огонь из всех видов оружия, — продолжал вещать женский голос, — они подбили один вертолет афганцев, который упал на территории Афганской Республики. При этом убито тридцать два человека и ранено шестнадцать пограничников. Министерство иностранных дел Пакистана заявило свой протест афганскому послу и потребовало тщательно разобраться с нарушителями и наказать виновных. В Мозамбике…
— Лихо врут, — удивился Александр.
— Выключай! — повелел Паршин и, когда приемник умолк, произнес с облегчением. — Пронесло!
Напряжение спало. Все оживились.
— По такому случаю полагается… — предложил бортовой техник.
— А что будем обмывать? — спросил его Беляк. — Твой двухкассетник или новости дня?