— Врежем, Паша! — поддакивал, кивая головой, Василий Кононов. — Врежем!
Александр не спеша прошел мимо. На него никто не обратил внимания.
В столовой плавало сизое облако табачного дыма. Стоял гул пьяных голосов. Александр сел на свое место, облегченно вздохнул. Их отсутствие прошло незамеченным. Только ломила спина, и горели ладони. Они с Иваном вручную подтаскивали к вертолету тяжелые бомбы и кассеты с ракетами, крепили их. Вспомнил, как совсем недавно, в училище, выводил свою эскадрилью в массовую самоволку и как тогда они разметали местных хулиганов на городской дискотеке. Сейчас тоже была самоволка, но совсем другого порядка! Они тоже наказывали, но еще и мстили.
Александр взял початую бутылку кока-колы, налил полный стакан коричневой пенящейся жидкости и с жадностью осушил его.
— Можно чего-нибудь и покрепче, — раздался рядом спокойный голос Паршина. — По такому случаю нам не возбраняется!
— Надо бы и штрафную, — произнес Иван Чубков, усаживаясь рядом, — а потом по полной норме.
Беляк, хватанувший полный стакан, быстро пьянел. В голове плыл светлый туман, во всем теле появилась приятная легкость. Мир вокруг становился простым и понятным. Хотелось всех любить и со всеми дружить…
Майора Екимова подняли с постели глубокой ночью.
Заявился шеф-повар старшина Васильев, которого все уважительно называли Тарас Бульба. Был он роста невысокого, но полный и в годах, носил густые запорожские усы, как запорожский казак. Он ввалился в комнату, внося приятный запах кухни.
— Товарищ майор! Товарищ майор!
— Кто тут? — Екимов с трудом открыл глаза.
— Товарищ майор, выручайте!
— Что случилось? — Екимов тряхнул головой, освобождаясь ото сна.
— Ваши хлопцы одолели!
— Где?
— Да в зале столовой! Бузят!
— Тише ты! Побудишь людей.
Капитан Зайцев и бортовой техник Зубин крепко спали. Они даже и не пошевелились.
Екимов взглянул на часы. Стрелки показывали три часа ночи.
— Они еще там?
— Не уходят никак. Принесли бутыль технического спирта и требуют закуски, — жаловался Тарас Бульба. — А нам и зал привести в порядок надо, и завтрак готовить, полеты ж никто не отменял.
— Сейчас приду!
Быстро оделся и зашагал в столовую.
Ночь еще не сдала своих позиций, и темнота держалась, но уже не такая густая, чувствовалось приближение утра. Крупные звезды усеивали черно-синее небо, с гор и от реки веяло прохладой. Издалека доносилось ленивое тявканье собак. В камышах подавала голос одинокая птица. Летучие мыши с шелестом проносились над головой и чертили замысловатые зигзаги. А из освещенных и открытых окон столовой доносились пьяные голоса.
Екимова встретили возбужденно и радостно. Капитан Серебров, тупо улыбаясь, взял бутыль и осторожно наполнил стакан.
— Командиру нашему штрафную!
— Не откажите! — вставил лейтенант Кононов, стараясь ровно стоять на месте. — Уважьте нас!
Кулешов и Лобнев смотрели стеклянными глазами и приветливо улыбались. Друзьякин сосредоточенно выковыривал ложкой тушенку из консервной банки. Старший лейтенант Терентьев, штурман второго звена, сидел хмурый, молча уставившись в пустую тарелку, словно там можно было что-то вычитать важное и значительное. Это его звено понесло утрату…
Майор взял стакан. Понюхал. Но пить не стал.
— У нас тут без туфты! — заплетающимся языком произнес Кононов, подтверждая свои слова движением руки. — Спирт самый настоящий… технический! Но разведенный по норме.
— Пить можно! — добавил Кулешов.
Екимов видел, что летчики уже значительно перебрали и что надо пьянку кончать тихо и мирно, а не по приказу старшего по званию.
— Давайте вместе! За нас живых! — майор поднял свой стакан.
— Верно! За нас живых! — одобрил Серебров.
— За живых! — охотно поддакнул Кулешов.
— По последней! — сказал майор, ставя пустой стакан, и твердо произнес. — Пора расходиться. С утра — полеты!
Но его предложение восприняли враждебно. В пьяной компании, как и в бане, нет начальства, нет чинов, все равны. Расходиться никто не собирался. Летчики зашумели, открыто выражая свое неудовольствие. Послышались возражения.
— Время позднее, пора расходиться, — повторил Екимов, не повывшая голоса. — С утра полеты!
На этот раз раздались и возмущенные голоса. Мол, что ты нам командуешь, да приказываешь, мы и сами с усами и все сами знаем, за столом нет начальства, а есть тамада, а тамада уходить не хочет и не собирается, потому что выпивка продолжается, покуда еще имеется в наличности…
Екимов спорить не стал, понимая, что спорить с пьяными — бесполезное дело. И доказывать им сейчас бессмысленно, потому что ничего не докажешь, никакие аргументы не возымеют действия. Тем более бесполезно проявлять командирские полномочия и приказывать.
— Хорошо, — сказал майор, — наполните свои посудины.
— А вам полный? — услужливо спросил Кононов, довольный покладистостью командира эскадрильи и общей победой.
— Я сам, — ответил Екимов, протягивая руки. — Давай бутыль!
Екимов взял емкость. Она была на три четверти полна.
— Пьем на посошок! Поминки закончены, а пьянки не будет, — майор взвешивал в руках бутыль, принимая решение. — Пьем и расходимся!
Круто повернувшись, он пошел к распахнутому окну и на глазах оторопевших офицеров решительно вылил весь спирт на землю.
— Поминки закончены, — повторил Екимов. — Пора расходиться.
Не оглядываясь, он направился к выходу.
Зайцев и Зубин продолжали досматривать сны.
Майор, не зажигая света, снял обувь, сел на кровать. Откинул край одеяла, чтобы лечь, но вдруг дверь распахнулось. В комнату дохнуло водочным перегаром.
В блеклом свете, который проникал в комнату из открытого окна, майор узнал старшего лейтенанта Терентьева.
— Ты… Ты, гадский твой рот…Нам запрещаешь? Запрещаешь помянуть? Помянуть корешей наших? — выговаривал Терентьев рывками, язык у него заплетался. — А я вот… Сейчас!.. Тебя!
— Что меня? — строго спросил Екимов и осекся.
В руках у Терентьева тускло поблескивала граната.
— Сейчас вот… И тебя!.. К дружкам моим! Выдерну кольцо… И под кровать!.. А сам за дверь…
— За что? — спросил Екимов как можно спокойнее, понимая всю глупость и безысходность положения.
— А спирт наш…кто выливал? Кто спортил компанию?