– Дальше ступай! – А сам стал накручивать наперсток на большой палец правой руки.
Еще примерно полсотни шагов – раб опять остановился и поднял арбуз.
Кароки-мурза с благоговением поднял с ковра лук, сделанный руками самого Сулеймана Кануни Великолепного, наложил стрелу, приподнялся на одно колено. От привычного напряжения куда-то ушла одышка, втянулся живот. Он зацепил наперстком тугую тетиву, согнул большой палец, прихватив его кончик указательным и безымянным – одним пальцем удержать тетиву не под силу ни одному человеку, потом глубоко вздохнул, выпрямил левую руку и потянул тетиву на себя. От огромного напряжения громко хрустнули суставы между лопаток, которых, вроде бы, и существовать не должно, заныли локти. Уловив мгновения недвижимости воздуха и необходимый угол возвышения, нацелившись острием противопехотного лезвия на зеленый шарик, османский наместник просто расслабил указательный палец – и тетива мгновенно вырвалась из руки, швырнув пехотную стрелу с широким, в ладонь, наконечником вперед.
Арбуз в руках поляка без всяких видимых причин раскололся пополам, и на голову невольника пролился водопад липкого рассола.
За спиной наместника послышался дружный смех – нукеры по достоинству оценили забавное зрелище.
Кароки-мурза отложил лук, задумчиво потер большим пальцем о указательный, глядя на стол, потом ткнул в сторону лукума. Мальчик тут же поднес ему несколько желтых, обсыпанных сладкой пылью ломтиков. Наместник выбрал один, положил в рот, прикрыл глаза, наслаждаясь вкусом.
Потомку воинственных генуэзцев, перешедших на службу сперва Мамаю, а потом и турецкому султану никогда не доводилось испытывать чувства голода, и поэтому мурза видел в еде не средство насыщения, а источник наслаждения. А когда желаешь получать наслаждение, никогда нельзя торопиться. Иначе желудок окажется набитым битком намного раньше, нежели отведаешь все доступные угощения.
– Возьми вот этот, – указал Кароки-мурза подошедшему невольнику на сложенную возле дастархана горку арбузов, – ступай назад, но встань на сто шагов дальше.
Он опять задумался, глядя на накрытый стол. Чем же лучше всего оттенить сладкий вкус рахат-лукума? Пожалуй… Соленой кониной.
Прожевав тонкий ломтик, мурза опять взялся за лук, благо раб успел дойти до указанного места. Он явственно ощутил, как в то время, пока он целился, все вокруг затаили дыхание, отпустил тетиву – и широкий «пехотный» наконечник опять развалил цель ровно пополам.
Да, у него по-прежнему острый глаз и крепкая рука. Вот только нужно ли это теперь хоть кому-нибудь? Станут ли теперь при султанском дворце пить горячий кофе с холодной водой и пускать стрелы на дальность и на точность под придирчивым взглядом повелителя?
– Возьми арбуз и встань дальше еще на сотню шагов, – хмуро приказал поляку наместник, вспоминая покойного султана.
Сулейман Кануни Великолепный умер. Его больше нет. Прошлым летом он не вернулся из похода в Молдавию, где усмирял непокорных гяуров. Кароки-мурза, узнав про это, затаил дыхание на несколько месяцев, ожидая вестей из Стамбула. Он хорошо знал, что у султана не осталось сыновей. Его любимец и первенец умер, не успев возмужать, двое других были казнены, поскольку затеяли заговор против отца. Кароки-мурза знал, что в этой истории не обошлось без русских стараний – заговор затеяли не мальчишки, его устроила Рокселана, славянская рабыня, ставшая любимой наложницей.
Зимой пришла весть, что дворцовые паши признали султаном Селима – и османский наместник понял, что для империи настают тяжелые времена. Разумеется, Селим тоже был сыном Сулеймана и его прямым наследником. Но он был глуп, ленив, и с ранней юности превратился в запойного пьяницу. Это означало, что сам он править не сможет, и всеми делами из-за его спины станет заправлять кто-то другой. Но Кароки-мурза уже очень давно не бывал в столице, не знал хитросплетений тамошних интриг и не имел ни малейшего представления о том, к кому обращаться и у кого искать покровительства, чтобы добиться дальнейшего повышения по службе. Хотя бы стать наместником не Балык-Кая, а всего Крымского ханства. И тогда можно будет спокойно встретить старость и отомстить, пусть символически, предавшему когда-то Мамай-хана и верных ему генуэзцев ханству. Стать над Крымом, стать его хозяином и повелителем. Да, пожалуй после этого он может счесть свою жизнь прожитой не зря.
Кароки-мурза натянул лук, метясь в далекий арбуз, – и в сосредоточившийся разум пришло понимание того, что наместничество в Крыму – это всего лишь мечта. Ведь сейчас он не знает даже, кому слать письма с отчетом о своих делах. И все – из-за подлой выходки жалкой русской рабыни в многочисленном султанском гареме.
Наместник зло втянул носом воздух, немного снизил прицел и отпустил тетиву. Далекий раб, опустив глаза к своей груди, упал на колени, потом лицом вперед – а арбуз шмякнулся ему на голову и откатился в сторону. Кароки-мурза взял со стола солнечно-желтую курагу, кинул себе в рот и кивнул прислуживающему мальчишке:
– Беги туда, встань на его место и подними арбуз над головой.
Маленький невольник мгновенно побелел, словно обратившись в известняковую статуэтку.
– Ты что не слышал? Беги туда, подбери упавший арбуз и подними его над головой.
– Беги, кому сказано! – за спиной послышался шорох вынимаемой из ножен сабли.
Мальчишка попятился, повернулся и потрусил вдаль на подгибающихся при каждом шаге ногах. Второй замер, тоже изрядно побледнев, и стремясь одновременно следить и за своим товарищем, и за хозяином, боясь упустить указующий жест или взгляд.
Кароки-мурза наложил на тетиву новую стрелу, ожидая, пока невольник поднимет над собой мишень, потом поднял оружие, прицелился. Пустил стрелу. Расколовшийся арбуз окатил мальчишку рассолом, и тот, покачиваясь, двинулся назад к дастархану. Наместник окинул его презрительным взглядом:
– Да ты совсем мокрый! Эй, ты, – пальцем подозвал он второго невольника. – Ну-ка, вылижи его с ног до головы.
Мальчишка послушно подступил к товарищу и принялся старательно слизывать арбузный сок у того с плеч, лица, волос.
Кароки-мурза, презрительно скривившись, отвернулся.
Таковы все неверные. Все эти молдаване, венгры, грузины, поляки, русские, черкесы, немцы и прочие язычники, все они кичатся своим гордым нравом и свободолюбием – до тех пор, пока не заставишь взглянуть в глаза настоящей, взаправдашней смерти, пока не поставишь на самый край… И тогда все они мгновенно становятся послушными и работящими рабами, готовыми на любые унижения ради спасения своей жалкой жизни.
– Эй, ты, – подманил наместник второго старика. – Бери арбуз, и иди туда, на сто шагов за труп неверного.
И еще этот проклятый русский – наместник взялся за очередную стрелу. Он обещал поставить Московию на колени за десять лет. Десять лет заканчиваются – и где молящая о милости и клянущаяся в покорности Русь?
Впрочем, нельзя не признать – полон и добычу Менги-нукер привозит каждый год, хоть этим полностью оправдывая оказанное доверие. Кароки-мурза каждую осень отписывает в Стамбул об успехах Девлет-Гирея, настойчиво намекая, что засидевшийся в Бахчи-Сарае Сахыб ленив, и не мешало бы его поменять.