— Ты совсем не ешь! — говорила ему жена. — Ты почернел и ходишь уже на согнутых ногах.
— Ничего, зато дело идет к концу. Я, кажется, успеваю, — отвечал он.
Он закончил рукопись, успев исключить из нее все полосатые и одноцветные флаги республик с горными пиками и коробочками хлопчатника, существовавшие до распада Союза, и включив вместо них российский триколор. И снова настал день, когда чемодан был готов и даже выставлен в переднюю.
— Что ты прячешь от меня газету? — забеспокоился уже одетый в пальто муж, заметив, что жена сует за зеркало только что вытащенные из почтового ящика «Известия».
Бледная от дурного предчувствия, супруга сдалась. Мелкими буквами на первой странице сообщалось, что утвержден новый герб Украины — трезубец. Похожий на острогу, которой колют рыбу, он пронзил сердце старого труженика. Через неделю, не приходя в сознание, Лев Крандылевский умер. Последние его слова были:
— Не нужно ничего менять.
Адресовались они, вероятно, не жене, не врачам, а главам и народам государств.
Уехавшая после его смерти в тихий Заозерск вдова увезла с собой ненужную рукопись, а также всю живность, которая расплодилась в квартире в последние годы жизни старого литератора.
— Итак, небольшой визит вежливости, — повторил Николай, когда его небольшой отряд в полном составе сошел на берег. — Надо узнать у старухи, как пройти в золотую кладовую, а заодно выяснить, не смогут ли у нее пожить день-два трое предприимчивых, но безусловно кристально честных старателей, занятых поисками алмазной трубки.
Визит в милицию дал адрес, по которому теперь проживала вдова. Найдя дом и оставив компаньонов внизу дожидаться результатов визита, председатель товарищества поднялся по полуразрушенной лестнице. Отыскав на втором этаже дверь с бумажкой, на которой от руки было написано «Крандылевский», а последние две буквы переправлены на «ая», он нажал кнопку звонка. За дверью сперва послышались шаркающие шаги, а затем на пороге показалась одетая в защитную рубаху воина-афганца старуха в больших, с выпуклыми линзами и черной оправой, очках. Проявив полное безразличие к тому, что за посетитель навестил ее, хозяйка квартиры сделала знак идти за ней. Знак этот она сделала кулаком, и при этом гость разглядел, что в кулаке она держит какое-то рыжее существо, которое шевелит ногами и пытается вырваться.
— Дверь закрыли? — спросила старуха. — Идите за мной осторожно.
Когда освещенным дрожащей красноватой лампочкой коридором она привела Николая в комнату, тому показалось, что он, как водолаз, опустился под воду. Комната была без окон, а стены ее до потолка заставлены светящимися голубыми аквариумами. В аквариумах неторопливо передвигались жемчужные барбусы и похожие на осколки красного стекла меченосцы, метелью носились гуппи, вниз головой перемещались рогатые скаляры, а черные сомики с казачьими усами меланхолично объедали со стекол зелень. В отдельно поставленных банках обреченно кишели мотыли, циклопы и шевелились трубочники.
— Широко живете, — сказал сын лейтенанта, оглядывая эту фантастическую картину. — Держите для личного удовольствия?
— На продажу, — кратко ответила старуха и, подойдя к самому большому аквариуму, постучала ногтем по стеклу. Рыбы, как по команде, раскрыли рты, словно собираясь петь.
— А что это у вас в руке? — спросил он, так и не поняв, кого носит в кулаке вдова. — Щеночек рыжей таксы?
— Мадагаскарский таракан, — спокойно ответила владелица домашнего зверинца. Она подошла к стоящему среди аквариумов ящику, в глубине которого сидело на корточках какое- то существо, которое гость, разглядывая через проволочную сетку, принял сперва за крошечного человечка.
Старуха поднесла к сетке таракана-гиганта. Существо подалось вперед и превратилось в маленькую обезьяну с огромными светящимися глазами и ушами-блюдечками. Крошечная ручка протянулась, отыскала в сетке отверстие и выхватила у старухи таракана. Зажав его в кулак, обитатель клетки поднес, как яблоко, ко рту и, хрустя, начал есть.
— Мужчина или женщина? — ошеломленно спросил председатель товарищества.
— Мальчик, — равнодушно сказала про большеглазое страшилище вдова. — Ест только мадагаскарских тараканов. Я их развожу на кухне в специальном ящике.
— Всю жизнь мечтал увидеть нечто подобное, — признался гость. — Мои бедные родители никогда не могли купить мне даже хомячка. А я к вам собственно не из любопытства. Общественность дома, в котором вы изволили когда-то жить, возложила на меня обязанности председателя правления. Есть вопросы. Милые люди. Часто вас вспоминают.
— Негодяи, — убежденно парировала вдова. — Змеиное гнездо. Ни одного порядочного человека. Всегда готовы были съесть друг друга. А уж если освобождалась комната…
Глазастый обитатель клетки, хрустя, заканчивал насекомое.
— Очаровательно, — сказал Николай. — А чем вы кормите тараканов? Тоже особой мадагаскарской пищей?
— Отруби и хлеб. Предпочитают нарезной батон. Знаете, во что мне теперь это влетает? На продажу рыб приходится возить в город, а это деньги. Сейчас я вам еще покажу птиц, их берут лучше. В Пруткове не было месяца, чтобы на меня не подавали жалобу в милицию, только переехав сюда, я стала жить спокойно. Этажом ниже — бывший жонглер, так, когда у меня тараканы разбегаются, он их ловит сразу двумя руками.
— А вы не оставили, уезжая, в доме змей? Недавно мой работник уверял, что видел одну.
— Возможно. Музыкант, с которым я поменялась, сказал: не беспокойтесь, мне они не помешают, у нас в шоу-бизнесе змеи — это норма. Идемте, я покажу вам птиц.
В отличие от первой комнаты, вторая была полна света — половину стены занимало окно — и птичьего журчания. В клетках, которые здесь тоже громоздились до потолка, оранжевыми огоньками перепархивали кенары, хрипло переговаривались палевые австралийские попугайчики, урчала лесная чепуха — щеглы и зяблики. Красно-зеленые ара и белые, с парикмахерскими коками на головах, какаду сидели молча.
— Еще о деле, — сказал Николай, с неприязнью понюхав воздух. — Не могли бы вы оказать небольшую услугу? Приехал друг детства, из князей Святополк-Мирских. Любитель старины, бродит по свету и фотографирует особняки и замки. Вы когда-то дружили с Эвелин Фандерфлит, а где-то здесь был ее дом. Он еще цел?
— Цел, — вдова собирателя знамен и флагов махнула рукой. — Не понимаю увлечения вашего друга. Лучше бы он фотографировал зверей, журналы хорошо покупают их фото.
— Обязательно передам. Дом далеко отсюда?
— Нет. Пройдете по нашей улице до конца, дальше огороды и снова запущенная улочка, бывшая Варсонофьевская. Двухэтажный дом, вы его сразу узнаете. Он там один… Может, купите молодых жаб? У меня как раз бразильская пипа мечет икру.
Послышался стук закрываемой двери, и на пороге появился мужчина в коротком драповом пальто, с седым ежиком на голове.
— Если надо что отнести, я помогу, — равнодушно сказал он, приняв галеасца за покупателя, и принялся раздеваться, вешая пальто и пиджак на вбитые в стену гвозди.