Шли годы, бывший лейтенант не подавал о себе вестей, состарившаяся жена продолжала ждать, а выросший сын уже давно трудился. Роясь однажды в бумагах отца, он наткнулся на письмо. Отсвет золотых монет заиграл в углах комнаты и упал на покрытый треснувшим стеклом колченогий стол. В далеком северном городе ждало невостребованное сокровище. Клад сиял и манил.
— И этот скоро уйдет, — печально сказала мать, наблюдая, как лихорадочно перечитывает строчки на пожелтевшем листке каждый раз, вернувшись с работы, единственный ее сын, отпрыск и надежда.
Когда чемодан его был собран, в нем, кроме зубной щетки, штопаных носков и заветного письма, лежал потертый томик о приключениях человека, который задолго до бурных лет построения капитализма в отдельно взятой стране дважды пытался разбогатеть сам.
Промучившись ночь на тюремной твердости вокзальной лавке, сын лейтенанта с рассветом покинул железнодорожный зал и отправился коротать мучительно, как коровья слюна, тянущееся время. Утренний Арбатов смог предложить гостю только десяток открытых круглосуточно магазинов и такое же кафе с французским названием «Сюзанн». Пошарив в карманах, он нашел три бумажки, на две из которых сумел купить чашечку черного растворимого «Пеле» и сосиску, гордо именуемую «хот-дог». Открылись игровые автоматы, но он решил, что уронить на город атомную бомбу или сбить ракетой набитый пассажирами самолет ему не по карману. С трудом дождавшись, когда стрелки уличных часов подобрались к двенадцати, и расспросив встречных, где находится Есаульская улица, он снова очутился около здания бывшего исполкома. Старуха с цветами была на посту.
После некоторого колебания приезжий полез в карман и вытащил последнюю тысячную бумажку.
— На все, — сообщил он веско, но вместо двух ловко выдернул из ведра, где томились цветы, три мальвы, а на робкое возражение хозяйки ответил:
— Я же не сказал сколько! Я сказал — на все.
— Надо же, какой ты ходовой. Чистый демократ.
После чего покупатель, вынув из кармана носовой платок, обернул им стебли и, держа букет перед собой в вытянутой руке, как держат радиоактивные счетчики Гейгера, быстро пошел прочь.
«Интересно, кто на этот раз вселяется в исполком: биржа, общество финансовой поддержки народов Севера или японская секта?» — подумал он, наблюдая необычную суету около старого здания, в которое дюжие Святогоры и Буслаевы переносили из припаркованных тут же фургонов блещущие лаком и кожей столы и кресла.
Обогнув исполком, он завернул за угол, обнаружил там искомую табличку с названием улицы «Есаульская», нашел дом номер восемь, поднялся на крыльцо и решительно постучал в дверь.
Дом был одноэтажный, судя по вафельным номеркам, прикрепленным над дверью, за ней скрывалось всего две квартиры, но гостя ждали, дверь распахнулась, и на пороге появилась молодецкая фигура Кочегарова. С подозрением, как опытный конспиратор, осмотрев улицу, он, жестом предложив гостю войти, сообщил:
— Наши все тут. Ждем. Познакомьтесь с хозяйкой квартиры.
Навстречу Николаю двинулась полная с лиловыми губами брюнетка. Она, очевидно, уже слышала о госте и его необычном предложении и поэтому испуганно смотрела на него широко раскрытыми коровьими глазами.
Здесь в комнате, заставленной потертой мебелью, которая помнила и послевоенные годы всеобщего энтузиазма, и блаженные десятилетия застоя, сидели остальные два галеасца.
— Не будем терять время на обмен верительными грамотами. Приступим? — начал гость. — Вы хотите услышать от меня, что это за предприятие, участвовать в котором я вам предлагаю, и какие оно сулит прибыли? — Он расстегнул чемоданчик и, достав конверт, помахал им. — Все просто, как реклама подгузников «Памперс». Ответ лежит здесь.
Но прежде чем ознакомить галеасцев с заветным, доставшимся ему от отца письмом, гость рассказал о посещении кинотеатра в далекой северной столице.
— Не правда ли, занятно, — закончил он свой рассказ. — В туманном Лондоне одетые в пиджаки «секонд-хенд» джентльмены приобретают созданную в далекой России безделицу. Для чего я рассказываю вам об этом?
— Пропавшее второе яйцо, — торопливо заявил Сэм. — Я врубился, где оно теперь? Уж не хотите ли вы сказать…
— Вот именно. Вы желаете увидеть человека, который знает, где теперь лежит хрусталь? Такой человек есть: я знаю, где находится вторая безделушка Фаберже.
Когда недоверчивые выкрики учредителей «Галеаса» стихли, Николай продолжил:
— Итак, не напрягайте свои мозговые извилины, Федор. Попытки мыслить не всегда и не всем полезны. Даже старики Гегель и Маркс запутались в своих спекуляциях. А вы, Сэм, не порывайтесь кричать, что обо всем догадались. Берите пример с вашего друга Казимира. Он молчит и не пытается произнести сакраментальное: «Письмо, немедленно прочитайте его». Не беспокойтесь, именно это я и сделаю.
С этими словами гость достал из конверта сложенный вдвое листок:
«Дорогой Иван! — начиналось письмо. — Эту весточку передаю с оказией, тороплюсь и даже не успеваю сообщить все подробности нашего бегства. Когда вооруженные толпы затопили город и мы поняли, что потеряли все, чем владели, мы с Эвелин решили бежать, захватив с собой только самое необходимое. Ценные вещи, которые все равно отняли бы в пути, мы спрятали. Кое-что отдали на хранение слугам, что-то раздарили, но предмет особой заботы, ты его знаешь — „АГ", поместили в загородном доме, около камина. Доверяю тебе эту тайну.
Эвелин плачет и кланяется вместе со мной. Благодарный за дружбу, Андре Фандерфлит».
— Итак, здесь упоминается какой-то таинственный предмет «АГ», — закончил Николай. — Но почему никто из вас не спрашивает, что было на двух фотографиях, показанных на аукционе «Сотби'с», вообще, как звали малюток, для которых предназначались эти безделушки?
Он замолчал и испытующим взглядом оглядел своих слушателей. Те напряженно ждали.
— Так вот, крошек из обреченной династии звали Луиза и Анна Габсбург. На фотографиях были четко видны инициалы: на одном яйце было написано «ЛГ», на втором…
— Неужели «АГ»? — испуганно выдохнул Кочегаров.
Николай равнодушно кивнул.
— Именно так.
— Тогда где же оно, это второе? Да не тяните вы, — выкрикнул Сэм.
— Бардзо цикава згадка, — поддержал его, с трудом начиная понимать, в чем дело, поляк.
— Загадок нет, есть люди, не способные проникнуть в суть вещей, — холодно парировал Николай. — Но вернемся к Габсбургам. Итак, семья не смогла выкупить драгоценности, и они остались в России. Затем, по неизвестным нам причинам, пара была разделена, и каждое хрустальное яйцо стало жить своей жизнью. Одно ушло в Англию, все время находилось на виду и было продано. Второе исчезло для всех, кроме нас, мы знаем, оно попало в тайник. За годы войны и инфляций стоимость этой пасхальной безделушки стала умопомрачительной. Можно даже не сомневаться — семьдесят лет лучшие сыщики Скотланд- Ярда, ФБР и Лубянки разыскивают его. Значит, у нас есть конкуренты. Но ключ от загадки находится в наших руках… Между прочим, сведения, сообщенные мною, требуют вознаграждения. Признаюсь, не ел с утра. В вашем милом степном городе странная манера открывать рестораны с наступлением вечера, а утром закрывать их.