Неутомимого проводника снова погнали назад с приказанием сотне идти скорее к Кочаку. В полдень он доставил это приказание, а к полночи с 1 на 2 февраля сотня присоединилась к отряду, сделав в последний день более 40 верст! Бодрость духа и слепая надежда на «авось дойдем» на этот раз вывезли.
На другой день пешие казаки заседлали своими седлами лошадей, отбитых отрядом Ломакина в стычке 29-го числа, и затем весь отряд потянулся к форту, куда и прибыл 4 февраля, сделав в самый разгар зимы, при постоянных морозах от 10 до 15°, сопровождавшихся порывистым восточным ветром, с лишком 500 верст в 15 дней.
Больных в отряде не было [44] и ранеными считались только двое, остальные же не выходили из фронта.
Быстрым наступлением своим на Бузачи и решительным уроком, данным терцами, Ломакин пресек беспорядки в самом их начале. Разосланные во все концы бии успели вернуть большую часть откочевавших киргизов.
Кафар еще три раза пробовал зажигать огни на Чапан Ата, но к нему уже никто почти не являлся. Видя свое дело проигранным, Кафар бежал с семьею в Хиву.
Народ вообще отнесся к затее Кафара довольно равнодушно: тысячи безучастных зрителей смотрели на расправу терцев, не думая вовсе спешить на призывные клики: «Аламан, аламан»!
Кроме того, оставшиеся на зиму в заливе Кочак русские рыбаки не только были доставлены в форт киргизами, но даже рыболовные снасти их и лодки приняты киргизами на сбережение.
Бежали на Устюрт не бунтовщики, а просто бедняки, напуганные до паники, которые заботились только о том, чтобы остаться в стороне от затеваемых беспорядков и не подвергнуться разгрому наравне с виноватыми.
Это предположение тем достовернее, что подобный пример уже был в 1870 г., когда с такою же поспешностью бежали отсюда даже и те адаевцы, которые просили о причислении их к Уральской области, а бежали из-за того совершенно верного расчета, что при расправе, при взыскании контрибуции русские легко могут смешать их с прочими адаевцами.
Долгий опыт научил дикарей беречься в подобных случаях, потому что успокоительные выражения вроде: «про то начальство знает» или «там вас разберут, кто виноват» и проч. — мало способствуют к утешению невинных, разоренных дотла неразборчивой рукою мстителей.
Неудавшаяся попытка собрать верблюдов по наряду охладила Ломакина окончательно к этому делу. Боязнь за дальнейшее спокойствие края заставила его отказаться от повторения попыток. Собранные ранее 522 верблюда он предлагал отправить в Красноводск не сухопутно, а морем, чтобы не подвергать конвой опасности и не высылать из форта всю кавалерию как раз в то время, когда она нужна самим.
Виновных Ломакин мечтал наказать тем, что мы не станем у них ничего покупать, не пропустим их на летовки в Арка и будем содержать на свой счет в форт 60 заложников.
Итак, для Красноводского отряда можно было собрать только 522 верблюда.
Остается удивляться энергии и предприимчивости Мангышлакского пристава, успевшего-таки, несмотря на все приведенные им препятствия, собрать к началу апреля до 1500 верблюдов… Правда, что это делалось уже не для Маркозова, а для самого себя: 14 апреля Ломакин выступил самостоятельным начальником (до встречи с оренбуржцами) против Хивы, столь долго испытывавшей терпение его.
Причина неудачи сбора верблюдов для Маркозова была та, что в прошлом году он не заплатил за верблюдов, а у Ломакина тоже не было вначале денег, пока полковник Филиппов не привез ему из Тифлиса 30 000 р. Туркмены требовали деньги вперед, не веря никаким обещаниям.
Гродеков приводит следующие строки из письма туркменского наиба Мамед-Пана к Ломакину: «Красноводский начальник в прошлом году насильно взял у наших людей верблюдов и, обещав за них платить деньги, выдал только по семи пудов хлеба и 10 руб. деньгами. Поэтому наши люди боятся, что и теперь будут брать верблюдов без денег, и потому они теперь нам не верят».
Вот подробности снаряжения экспедиции со стороны Мангышлака, Чекишляра и Красноводска: командированный для этой цели полковник Золотарев, на основании соображений заведующего перевозкой войск по Каспийскому морю подполковника Пожарова, сделал следующие распоряжения относительно перевозки войск и грузов из Чекишляра в Красноводск и Киндерли:
1) Суда общества «Кавказ» и Меркурий», один пароход и 3 шхуны должны идти из Баку в Чекишляр, причем пароход и одна шхуна зайдут прежде в Ленкорань, чтобы забрать оттуда, сколько им будет по силам, местных киржимов с тремя матросами на каждом. Пароход, сверх того, заберет и стоявший там компанейский транспорт.
2) Четвертая компанейская шхуна, ушедшая срочным рейсом в Ашур-аде, должна оттуда идти также в Чекишляр.
3) Три шхуны, стоявшие в Петровске, остаются на месте для перевозки оттуда грузов и войск на восточный берег Каспия.
4) Шкуна, ушедшая срочным рейсом в Астрахань, должна была принять там заготовленное подрядчиком Каргановым 2-месячное довольствие Красноводского отряда, но доставить его не в Красноводск, а в Киндерли.
5) Девятая шкуна доставит из Баку в Киндерли заготовленную в Баку пристань для более скорой и удобной выгрузки войск и тяжестей.
6) Две шкуны общества «Лебедь» законтрактованы и отправлены: одна в Красноводск, а другая — в Петровск.
7) Для обеспечения скорой нагрузки войск в Чекишляре с помощью туркменских лодок и киржимов начальник астрабадской морской станции должен был выслать один или два паровых баркаса в Чекишляре буксировать названные лодки.
8) Казенная шкуна «Михаил», находившаяся в распоряжении Золотарева, должна была захватить из Чекишляра в Киндерли сколько будет можно войск и грузов, но недостаток средств нагрузки и свежая погода помешали этому.
Из остальных казенных судов, годных для перевозки грузов, имелись только два парохода и одна шкуна, но первые назначались для сопровождения по Каспию шаха, собиравшегося путешествовать по Европе, а шкуна оставалась занятою одним подполковником Генерального штаба для каких-то казенных надобностей. Таким образом, ни одно из судов Каспийской флотилии не могло принять участия в транспортировке войск…
Всего же занято для этой цели было: две шхуны товарищества «Лебедь», один пароход с большим транспортом на буксире и десять шхун общества «Кавказ и Меркурий»; рейсовое сообщение по Каспию с двадцатых чисел марта, конечно, прекратилось.
Прибыв в Чекишляр, Золотарев застал Маркозова только с тремя последними ротами, четырьмя орудиями и всей кавалерией, которую предполагалось двинуть как можно позже, чтобы стравить на месте еще часть фуража и тем уменьшить количество груза, следующего при отряде. Чтобы кавалерия могла потом обгонять пехоту, не стесняясь своим транспортом, фураж был размещен по верблюдам, состоявшим в ротах.
Всех верблюдов чекишлярский отряд имел 2614 штук.