Офицеры СС удивленно уставились на старого фельдмаршала. Увидев это, фон Рундштедт буквально просиял. Именно такой реакции он и ожидал от глупых представителей СС, которые во время ведения боевых действий всегда исходили из идиотского принципа ни за что не отходить и не уступать своей территории, даже несмотря на то, что это могло дать им колоссальные тактические преимущества.
— Да, — взмахнул он в воздухе тонкой костлявой рукой, испещренной множеством пигментных пятен, — я готов пожертвовать батареей Гесса. Подобно пауку, заманивающему муху, я хочу с ее помощью заманить англичан в мою паутину. Фюрер и я желаем, чтобы англичане высадились во Франции. Высадились в большом количестве, со всем своим вооружением, — и в результате были бы наголову разбиты, понеся многотысячные потери. Подобный разгром английского десанта колоссальным образом укрепит наш престиж здесь, во Франции. И он даже может заставить русских запросить перемирия с нами на восточном фронте — когда они увидят, что им нечего ждать открытия второго фронта в Европе и какой-либо реальной помощи от их западных союзников. Однако при этом я не могу допустить потери батареи Геббельса. Этот «ядовитый карлик», — фон Рундштедт назвал министра пропаганды презрительной кличкой, которой его обычно именовали в армейской среде, — должен незыблемо оставаться в наших руках. Естественно, что для обеспечения высадки десанта англичане задействуют свои Военно-морские силы. И пушки на этих кораблях будут единственными артиллерийскими средствами, которые они смогут использовать для того, чтобы прикрывать высадку десанта и пытаться нейтрализовать нашу собственную артиллерию. С помощью этих корабельных пушек они будут обстреливать наши укрепленные позиции. Я полагаю, что в случае успеха они могут полностью прикрыть своей артиллерией все подступы к Дьеппу и не дать нашим подкреплениям приблизиться к городу и попытаться выбить англичан с их плацдармов. Итак, мы можем позволить себе потерять батарею Гесса, поскольку в действительности хотим, чтобы англичане высадились на французском побережье. Однако при этом мы не можем позволить себе лишиться также и батареи Геббельса, поскольку ее пушки не позволят англичанам что-либо сделать с нами, когда мы начнем громить их силы вскоре после высадки. А теперь, господа, я расскажу вам, какую роль в этом будут играть ваши подразделения…
— Ваше высокопревосходительство! — Зепп Дитрих вскочил на ноги, горделиво выпятив свою широкую мощную грудь и воинственно выставив вперед подбородок, украшенный глубокой ямочкой. — Позволю себе заметить, ваше высокопревосходительство, что вы можете рассчитывать на мою дивизию в любом случае. Она выполнит любую задачу — даже ценой собственной гибели!
Фельдмаршал фон Рундштедт несколько секунд молчал, внимательно рассматривая Дитриха с таким видом, точно тот был особенно редким видом жука, внезапно выбравшимся из леса и очутившимся под его микроскопом.
— Какая замечательная мысль, — выдохнул он наконец, точно мысль о том, что эсэсовцы, которых он приватно именовал «черной нечистью», все полягут на полях сражений под Дьеппом, была ему особенно приятна. — Ценой собственной гибели!
Дитрих, покраснев до корней волос, упал обратно в кресло.
Фон Рундштедт посмотрел на него сверху вниз.
— Генерал Дитрих, в настоящее время ваша дивизия укомплектована тем человеческим материалом, который в старой германской армии было принято называть «рождественскими солдатами».
Офицеры СС недовольно забурчали.
Фон Рундштедт безжалостно продолжал:
— Из-за тяжелейших потерь, которые вы понесли в России, вашу дивизию пришлось укомплектовать чересчур большим количеством необстрелянных новобранцев, ни один из которых еще не побывал в настоящем сражении. Я верю, что они готовы храбро умереть, если им придется это сделать. Однако, если мне будет позволено объяснить одну вещь офицерам СС… дело в том, что войны выигрываются живыми солдатами, но никак не мертвыми! Кроме того, слишком заметные перемещения подразделений вашего батальона, вызванные его доукомплектованием, могут отпугнуть британцев и отвадить их от мысли высадиться на французском побережье. Отвадить от этой мысли раньше, чем наша ловушка окончательно захлопнется. — Фельдмаршал облизал свои бесцветные тонкие губы, точно размышляя, не закашлять ли ему опять, чтобы верный Гейнц вновь порадовал его порцией коньяка. — Тем не менее один из ваших батальонов, генерал Дитрих, полностью укомплектован, причем хорошими солдатами. Они прошли серьезную, качественную подготовку. Он также расположен в исключительно выгодном месте с тактической точки зрения — в Бракемонте, между батареей Геббельса и Дьеппом. Речь идет о вашем первом батальоне — о «Вотане».
Стервятник дернулся, услышав, что фельдмаршал назвал его батальон. Однако в отличие от Дитриха он слишком хорошо знал фельдмаршала фон Рундштедта. оберштурмбаннфюрер Гейер встал, вставил монокль в правый глаз и громко произнес со своим режущим слух прусским акцентом:
— Ваше высокопревосходительство, если мои здоровые быки просто дружно пукнут, этого будет достаточно, чтобы томми улетели обратно на противоположную сторону английского канала!
Фон Рундштедт тонко улыбнулся. Он сразу почувствовал твердость характера бывшего армейского офицера-кавалериста и инстинктивно ощутил, что Гейер — вояка того же сорта, что и он сам.
— Вы ведете себя очень уверенно, оберштурмбаннфюрер, — проронил он.
Стервятник не стал расплываться в довольной улыбке из-за комплимента, прозвучавшего из уст заслуженного фельдмаршала. Вместо этого он рявкнул:
— Каковы будут ваши приказания для моего батальона?
Герд фон Рундштедт снова улыбнулся, демонстрируя свои искусственные, слишком белые зубы. Ему пришелся по душе кривоногий кавалерист с его широкими бриджами и огромным крючковатым носом.
— Как-то не принято, чтобы фельдмаршал германской армии отдавал приказания командиру батальона, мой дорогой оберштурмбаннфюрер, хотя, конечно, неизвестно, до чего может докатиться немецкий фельдмаршал в наши дни.
Стервятник улыбнулся фон Рундштедту в ответ, но сидевший невдалеке Зепп Дитрих снова побагровел от плохо сдерживаемого приступа ярости. Колкие замечания фельдмаршала безумно действовали ему на нервы.
— В данном же случае, мой дорогой оберштурмбаннфюрер, я готов изменить этому правилу, ибо успех всего предприятия зависит от того, сумеем ли мы удержать в наших руках батарею Геббельса. От этого, без преувеличения сказать, зависит все остальное. Поэтому, оберштурмбаннфюрер, вы со своим батальоном должны оставаться в Бракемонте до того самого момента, как англичане начнут свою высадку в районе батареи Геббельса.
— И что мы должны сделать затем, ваше высокопревосходительство?
— Затем вы совершите стремительный пеший марш-бросок к батарее Геббельса — с такой скоростью, словно по вашим пятам гонится сам дьявол, — сказал фельдмаршал.
— Мы должны совершить именно пеший марш-бросок? — уточнил Гейер.
— Да, именно пеший! Ведь если вы двинетесь туда на бронетранспортерах, это неизбежно привлечет к себе внимание самолетов британских ВВС, которые, без сомнения, будут задействованы в операции. И тогда английские штурмовики расправятся с вами раньше, чем вы достигнете позиций батареи Геббельса. Ведь Толстый Герман [19] совершенно бессилен против британской авиации. Поэтому, мой дорогой оберштурмбаннфюрер, ваши люди оставят всю тяжелую технику в Бракемонте и пешим порядком двинутся к месту предстоящей битвы. Двинутся, когда для этого наступит время. И с этого самого дня вы начнете тренироваться совершать эти пятикилометровые марш-броски к батарее Геббельса с такой скоростью, словно от этого зависит вся ваша жизнь. — Фон Рундштедт уставился на Стервятника ледяным взором.