— А вы можете дать хотя бы приблизительную оценку понесенным нами потерям?
— Только очень приблизительную, сэр, — ответил Луис Маунтбеттен. — В целом штаб операции полагает, что до половины личного состава канадских частей, принимавших участие в операции, убиты, тяжело ранены или захвачены в плен. В целом можно считать, что мы потеряли от четырех до пяти тысяч человек.
Премьер-министр кивнул, показывая, что понял услышанное. Снаружи его резиденции вой сирен и уханье зениток прекратились, свидетельствуя о том, что в небе над Лондоном больше не было немецких самолетов. Скоро должны были дать сигнал «отбой воздушной тревоги» — и тогда Черчилль сможет направиться в палату общин и сделать свой традиционный доклад.
— Ну хорошо, Маунтбеттен, — произнес он, — тогда я разрешаю вам приступить к эвакуации наших частей. Начинайте операцию по спасению наших ребят. Они уже достаточно настрадались.
— Спасибо, сэр! — воскликнул адмирал.
* * *
— Почему они поступили таким образом? — спросил Адольф Гитлер, вглядываясь в умное, слегка бледное лицо генерала артиллерии Альфреда Йодля, начальника оперативного отдела Верховного главнокомандования германской армии. — Почему, черт побери, они высадились именно в Дьеппе?
Йодль уже открыл было рот, чтобы ответить фюреру, но Гитлер опередил его:
— Потому что, мой дорогой Йодль, этот старый лис Уинстон Черчилль сам хотел, чтобы эти десантники были уничтожены. Почему? Да потому, что он желал этим умилостивить русских, которые все время требовали от него высадки во Франции и открытия там второго фронта, и одновременно продемонстрировать еврею Рузвельту, что в действительности это сделать невозможно, нереально, не по силам ни ему самому, ни американцам. Только почитайте эту чепуху, и все станет понятно. — Гитлер нацепил на нос очки в железной оправе и начал быстро зачитывать выдержки из перехватов передач британской радиостанции «Би-Би-Си», сделанные в Берлине: — «Сегодня рано утром был предпринят рейд на побережье оккупированной немцами Франции в районе Дьеппа. Эта операция до сих пор продолжается, и когда о ней поступит дополнительная информация, то она будет обнародована. Между тем местное французское население специально предупреждают при помощи радиопередач, чтобы оно понимало: этот рейд — отнюдь не полномасштабная высадка сил союзников во Франции».
Адольф Гитлер глубоко вздохнул:
— Какой патетический вздор!
Он наклонил голову и на мгновение задумался. Потом, встряхнувшись, произнес:
— Или вот это: «Части, принимающие участие в рейде на Дьепп, высадились в заранее запланированных точках на французском побережье. В некоторых районах им пришлось столкнуться с ожесточенным сопротивлением. На левом фланге попытка высадиться была вначале отражена защищающимися германскими частями, однако затем десантники, перегруппировавшись, сумели преодолеть сопротивление немецких войск и произвести успешную высадку. Десантировавшиеся на правом фланге британские части выполнили свою боевую задачу, которая заключалась в уничтожении береговой немецкой батареи, насчитывающей шесть тяжелых орудий и склад артиллерийских снарядов. На данный час эти части, как успешно выполнившие свою боевую задачу, вернулись обратно на территорию Великобритании. Части же, высадившиеся на центральном участке, ведут тяжелые бои, в том числе с применением танков, которые также были выброшены на французское побережье. В настоящее время эти бои продолжаются».
Прекратив чтение, Адольф Гитлер с презрением швырнул листки на пол.
Йодль наклонился и тщательно собрал их. По своей природе он был очень аккуратным человеком.
— Как это все несерьезно, как это все по-детски! — вскричал немецкий фюрер. — Неужели томми и в самом деле детально планировали высадку целой дивизии лишь для того, чтобы уничтожить и повредить каких-то жалких двенадцать артиллерийских орудий? И какого дьявола им понадобилось также выгружать для этого на французское побережье целый батальон своих новейших танков, я спрашиваю вас, Йодль?! Нет, ясно, что Черчилль сделал все это вынужденно и не по своей воле. Его заставили совершить этот налет — и он совершил его. Но при этом он совершенно сознательно спланировал его так, чтобы тот провалился. — Фюрер сузил глаза: — Я имею в виду, почему людям Канариса [40] удалось все так легко узнать об этом рейде еще в мае? Ну, конечно… — Адольф Гитлер неожиданно остановился.
— О, Боже, — выдохнул он. — Великий Боже?
— Что вы имеете в виду, мой фюрер? — уставился на него Альфред Йодль.
— Как вы считаете… Да нет, это невозможно! Даже такой циник и пьяница, как Черчилль, не может быть таким хладнокровным!
— Таким хладнокровным, чтобы сделать… что? — прошептал Йодль.
— Таким хладнокровным, — голос Гитлера подрагивал от с трудом сдерживаемого восхищения, — чтобы с самого начала допустить сознательную утечку информации об этой операции для того, чтобы она обязательно достигла нас!
Укрепления немецкой батареи четко вырисовывались на фоне неба. Яркое солнце позволяло хорошо разглядеть каждую деталь. Время от времени со стороны батареи раздавались отдельные выстрелы, сопровождаемые длинными языками пороховых газов. Однако в действительности немцы не знали точно, куда им надо стрелять, чтобы поразить группку смельчаков, которые вот уже больше часа беспокоили батарею ружейным, автоматным и минометным огнем. Немцы так и не смогли пока определить, откуда ведется обстрел и на каком именно секторе им следует сосредоточить огонь своих собственных орудий и пулеметов, чтобы он прекратился.
Лэрд Аберноки и Дерта нажал на спусковой крючок и почувствовал привычное ощущение отдачи приклада карабина. Выпущенная им пуля выщербила кусок бетонной стены в районе смотровой щели одной из артиллерийских башен.
— Неплохой выстрел, ага? — пробормотал он.
— Да уж, господин полковник, вы бы никогда не получили за него приз на стрелковом соревновании, — снисходительно промолвил Кертис. — Это же типичный выстрел для галочки.
Макдональд подмигнул:
— Боюсь, что ты прав, Джок, однако даже такой выстрел заставляет этих ублюдков сидеть тихо и особенно не высовываться. Мы ведь не слышали пока, чтобы они произвели хотя бы один выстрел из своих отвратительных дальнобойных пушек!
— Я тоже задаюсь вопросом, сэр, почему они не делают этого, — пробормотал лежавший рядом с ним в траве молодой лейтенант-моряк. — Это кажется мне удивительным. Вы думаете, что это — результат наших выстрелов?
Полковник Макдональд поморщился:
— Не стоит преувеличивать, лейтенант. Если честно, я и сам толком не знаю. Могу лишь высказать одно предположение…
— Да, сэр?
— Боюсь, что что-то пошло наперекосяк со всей нашей операцией. И наши корабли, которые должны были поддержать нас, так и не появились вблизи французского побережья. Поэтому немцы и не стреляют по ним — им просто не по чему стрелять. — Он вновь нажал на спусковой крючок, и бледное лицо немецкого солдата, показавшееся было в смотровой щели артиллерийской башни, пропало.