— Андрей Денисович, вы, пожалуйста, передайте Полонскому, чтобы он связался со мной, как только освободится, или хотя бы ответил на мой звонок, — на прощание сказал Гуров. — Мне не хотелось бы затягивать наш разговор надолго, тем более что он, в общем, формальный.
— Непременно, конечно же! — Сенин затряс начесанной головой. — Обязательно все передам! — Он круто развернулся на каблуках и пошел к какой-то двери столь быстро, что Гурова обдало ветром.
Полковник немного постоял, потом двинулся к той же двери. Из-за нее доносились голоса — как приглушенные, так и довольно громкие. Судя по всему, там шло что-то наподобие репетиции. Однако Федора Полонского полковник так и не услышал. Это могло ничего и не значить, но караулить под дверью, а уж тем более подглядывать в щелку, было совсем глупо. И Гуров направился к лифту.
Теперь путь сыщика лежал на Ленинградский проспект, где трудился нотариус Корзун. Его контора, оборудованная на первом этаже жилого дома, не грешила помпезностью. Все в ней было удобно и функционально.
Аркадий Петрович, человек с небольшими усиками, среднего роста и возраста, встретил полковника вежливо, но держался сдержанно, так, чтобы сыщику сразу было понятно, что он собирается быть откровенным до определенного предела. Но Гуров сам знал, как глубоко он мог вникать в нотариальные дела, и не собирался отказываться от своего намерения.
— Я, Аркадий Вениаминович, решил сэкономить ваше время и заехал к вам сам, — начал он, сев в кожаное крутящееся кресло напротив Корзуна.
— Весьма любезно с вашей стороны. — Нотариус чинно склонил голову.
— Речь пойдет, как вы понимаете, об Анне Кристаллер. В первую очередь меня интересует наследство, которое она оставила.
Корзун надул щеки и хотел было что-то сказать, но Гуров его опередил:
— Только не горите мне про профессиональные тайны. Не надо, сейчас не та ситуация. Речь идет не просто о смерти, а об убийстве. Я имею право знать все о том, кто распоряжался состоянием Анны и будет это делать. Важно также, насколько оно велико.
Состояние Анны оказалось весьма внушительным. Корзун сообщил это, когда понял, что отделаться общими фразами не удастся. Гуров недвусмысленно дал ему понять, что может просто изъять документы Анны для изучения нотариусом, работающим в МВД. Таким образом сам Корзун будет избавлен от необходимости что-то объяснять.
— А откуда у нее эти деньги? — поинтересовался Гуров. — Она сама их заработала?
— Таковых средств относительно немного. Большую часть Анна получила после смерти своего мужа Германа Кристаллера, — ответил Корзун. — Он умер четыре года назад, и вдова оказалась единственной его наследницей. Своих детей у него не было, а старшей сестре он ничего не завещал, поскольку та замужем. Кристаллер, видимо, считал, что женщину, состоящую в браке, должен содержать супруг. — Он слегка усмехнулся в усы. — Впрочем, это его личное дело, — тут же добавил Корзун. — Воля покойного — это закон.
— А сестра не обижалась на него за это? — полюбопытствовал Гуров.
— Если такое и было, то мне об этом ничего не известно. Она и Анна никогда даже не виделись и жили в разных городах. Сестра господина Кристаллера не пыталась опротестовать завещание.
— А когда Анна составила его?
— Да вскоре после того как вступила в права наследования. Это было в Германии. У Кристаллера, разумеется, там имелся личный нотариус. Он предлагал ей свои услуги, но она предпочла решить такие вопросы здесь, в России. Общие знакомые рекомендовали ей меня, она обратилась, я охотно помог.
— Завещание еще не вскрывали?
— Конечно, нет.
— И кто наследует состояние?
Корзун несколько раз надул щеки, решил, что отвечать все равно придется, и сказал:
— Основным наследником является ее сын Эдуард. Правда, с одной оговоркой. Он имеет право распоряжаться наследством по своему усмотрению лишь по достижении тридцатипятилетнего возраста. До этого момента Эдуард может получать не больше миллиона в год.
— Не самые плохие условия, — заметил Гуров. — С голоду мальчонка не умрет.
— Да, конечно. Однако Эдик, насколько я знаю, привык к другим масштабам. — Корзун усмехнулся. — Видимо, его мать очень хорошо знала об этом, поэтому и подстраховалась. В сущности, она была права. В противном случае от ее состояния ничего не осталось бы года через три!
Гуров внимательно посмотрел на нотариуса, позволившего себе такую откровенность, и спросил:
— Это вы ей посоветовали?
— Да, я. — Корзун посмотрел в глаза полковнику. — Считаю, что мой совет был дельный. По миру Эдику идти не придется. Есть еще двухэтажный дом в Германии, не очень новый, но добротный. Раньше он принадлежал Кристаллеру. Да еще и московский особняк Анны. Это все тоже достается Эдику. Правда, без права продажи — опять по той же причине. Он может там только жить. Но и этого вполне достаточно. Как вы считаете?
Гуров полагал, что более чем, однако обсуждать этот вопрос не стал и поинтересовался:
— Кто-нибудь еще получает что-то?
— О да! — как-то торжественно произнес Корзун. — Виктории Павловне Рудаковой отходит часть денег, Лейбману тоже, но ему скорее символически.
Он назвал обе суммы. Они были, конечно, приличными, но как-то несерьезными для того, чтобы из-за них пойти на убийство. Впрочем, сын Рудаковой выхватил пистолет вообще ради нескольких тысяч рублей. Хотя это особый случай.
— А Лейбман знал, что ему полагается символическая сумма? — спросил сыщик.
— Я ему не сообщал, но думаю, что он знал. — Нотариус пожал плечами. — Они с Анной были очень близки.
— В каком смысле? — уточнил Гуров.
— Нет, совсем не в том, в каком вы думаете. — Корзун засмеялся как-то странно, почти беззвучно, словно шепотом. — Они были скорее друзьями. Эти одинокие и не слишком счастливые люди относились друг к другу бережно. Я вообще думаю, что ближе Лейбмана у Анны никого не было. Да и у него тоже. У нее хотя бы сын, а Лев Хаимович вообще один. Его отношение к Анне порой было трогательным, каким-то отеческим. Я не знал Германа Кристаллера, но полагаю, что в браке с ним больше присутствовал расчет. Со стороны Анны, разумеется. А Лейбман!.. Знаете, думаю, что если бы Анна согласилась выйти за него замуж, то он был бы счастлив.
— А Лейбман делал ей такое предложение? — поинтересовался полковник.
Нотариус снова тихо засмеялся и ответил:
— Если и да, то не в моем присутствии. Я просто видел его со стороны. Он старше Анны лет на двенадцать-пятнадцать, и она ему казалась чуть ли не девочкой. Я помню, как Лейбман на нее смотрел, говорил, давал советы. Возможно, спустя некоторое время именно это и произошло бы. Может быть, их брак стал бы оптимальным для обоих. Анне противопоказано было жить одной. Не такая она женщина.
— Но рядом с ней в последнее время был мужчина. — Гуров помнил об Антонио Тедески.