Никакого отходняка у гостя не было, но волновался он изрядно. Стало быть — темнит. Эх, надо было ему кнопочку под задницу подложить.
«Мало мне семейных проблем…»
Примерно такая мысль, только дополненная неопределенным артиклем на букву «б», посетила Бориса Дмитриевича, едва Горина закончила доклад.
— Что за бред? Я никуда его не посылал. Копейкин опять там не фантазирует?
— Нет, — без тени сомнения ответила Ольга, имевшая с опером Северного райотдела отношения, не подпадавшие под определение «служебные». [5]
— И он точно сослался на меня?
— Да… Кирилла тоже удивило. С чего вдруг наш отдел интересуется заказными убийствами.
«Попробуй тут спину вылечи… Может, правда сходить к остеопату?»
— Выходит, попросили проконтролировать? Не осталось ли следов? Кирилл ему что-нибудь рассказал?
— То, что знают все, — оружие стрелка, личность убитого.
— Кто его рекомендовал?
— Жуков. Да и мы проверяли. Никаких проблем у парня. Не считая вынужденных — зажатые материалы, просроченные материалы, мелкие жалобы. Но это у всех.
— Все проверить невозможно, — Борис Дмитриевич бросил хмурый взгляд под стекло на семейное фото.
Скоро, возможно, на нем появится еще один субъект Федерации. Если Верка не одумается.
— Хорошо, я поговорю с ним.
— Может, лучше я?
— Почему?
Ольга откровенно смутилась, после напомнила шефу начало разговора.
— Борис Дмитриевич, мы ж договорились, все между нами… Не хотелось бы подставлять Копейкина. Лучше поддержать игру и понаблюдать.
— Резон есть, конечно… А что, у тебя, кстати, с Копейкиным? Вы ж вроде как собака с кошкой, извини за метафору… Почему он тебе вдруг позвонил?
— Ну… Мы уже не как кошка с собакой. Скорее как Цекало с Ургантом.
— Да? Ладно… Только в эфир не попадайте.
Ольга покинула кабинет. Борис Дмитриевич еще раз поморщился от боли в спине. Так пойдет — брюки сможет надевать только лежа. Не выдержал, достал из пиджака телефон остеопата, записанный заботливой Тамарой. В конце концов, принципы пока не задеваются.
Через полчаса он в трусах лежал на массажном столе в уютном кабинете звездного остеопата лицом в дырку. Цветастые труханы, подаренные женой, не очень соответствовали царскому имиджу. Мануал слегка пощипывал позвоночник пальцами, сыпал медицинскими терминами, после забрался на Царева верхом и резко даванул на копчик. Боль ослепила, но тут же прошла.
— Ну вот… Одну грыжу убрали…
Он еще немного помял пациента, заставив сделать упражнения из области йоги. Потом предложил подняться и дотянуться кончиками пальцев до пола. Борис Дмитриевич, до сего дня сгибавшийся только при помощи опоры, легко просьбу выполнил. Никакой боли больше не было.
— Слушайте… Чудеса…
— Всего лишь опыт. Одевайтесь. Через неделю на контрольный осмотр.
Облачившись, пациент полез за бумажником.
— Сколько я вам должен?
Мануал с улыбкой развел руками.
— Ну что вы Борис Дмитриевич… Мы с Антоном Сергеевичем обо всем договорились… Такой уважаемый пациент — честь для меня.
— Спасибо, конечно… Только один не менее уважаемый человек сказал — не дьявол виноват, что искушает нас, а мы, что поддаемся искушению… Так сколько?
Борис Дмитриевич искренне верил в озвученный тезис. К большому неудовольствию некоторых близких людей.
* * *
Динамик уже по третьему кругу играл «Наша служба и опасна и трудна», а трубку так никто и не брал. Но Рома терпеливо ждал. Он знал привычку Шкафыча не отвлекаться на телефон во время разговора с людьми. А людей в отряде много.
— Да! — раздалось, наконец, из мобильника.
— Здравия желаю, Евгений Дмитриевич! Фокин беспокоит.
— А-а-а, Рома… Ну привет, герой! Медаль уже получил? Документы я отправил.
— Нет еще, но готовимся.
Рома перекинулся еще парой общих фраз о тяжелом положении на Северном Кавказе, о новом месте работы, после перешел к делу:
— Митрич, у меня просьба… У тебя список изъятого при обыске в доме, где Бараева брали, остался? Или все в следствии?
— А в чем проблема?
— Проверяем кое-что… Нужно уточнить, есть ли среди изъятого винтовка «винторез». Только без рекламы, хорошо? Тут серьезный вариант. И, если можно, побыстрее.
— Вообще-то, мы все в следствие передали, надо им звонить… Но я что-то не помню никакого «винтореза». Могу уточнить.
— Да, спасибо. Я буду ждать.
— Перезвоню…
Миронов вышел на связь примерно через четверть часа. Выслушав, Рома еще раз поблагодарил Шкафыча и раздраженно отшвырнул мобильник на старенький диван, стоявший в кабинете у противоположной стены. В кабинете он находился один, и можно дать выход эмоциям.
Снайперская винтовка «винторез», найденная в доме сестры Бараева, не фигурировала ни в одном из документов. То есть никто ее официальным порядком не изымал.
Рома вспомнил недавние события. Они с Глебом зашли в гараж, нашли ящики с консервами, винтовку и гранаты. Глеб увидел «винторез», выстрелил в птичку, предложил Роме. Рома отказался и ушел в автобус по предложению Глеба. Тот сказал, что сам перетаскает тушенку в БТР, а винтовку изымут следаки. Потом Глеба допрашивали и якобы прицепились к тушенке… И он попросил Рому не говорить, что они что-то нашли в машине… Рома и не сказал… А его, кстати, и не спрашивали… Ни про тушенку, ни про винтовку.
«Черт! Как дешево меня развели…»
Никто Глебу кражу тушенки не вменял… Тот просто опасался, что напарник вспомнит про винтовку и расскажет о ней следователю…
Рома покосился на фотографию, висевшую на стене кабинета справа от его стола. На снимке они с Тумановым в камуфляжах и с автоматами наперевес стояли, обнявшись, на фоне Кавказских гор. «Два-Рембо-два».
И опять непроизвольно вырвался ямб.
Нет, нет… Этого просто не может быть, потому что не может быть никогда!
Или может?
* * *
Хозяйка принимала гостя в черном брючном костюме. Элегантная гостиная была ей под стать. Все здесь буквально кричало о произошедшем печальном событии. Огромные окна плотно занавешены портьерами из темного бархата — только приглушенный свет торшера в виде цветка на бронзовой ножке не давал комнате погрузиться во тьму. Огромное зеркало в бронзовой же раме аккуратно прикрыто черной накидкой. На каминной полке возле рамки с фотографией Якубовского в изящной вазе стояли белые розы — штук двенадцать, не меньше, а уголок самой фотографии, как и положено, опоясывала траурная ленточка. Копейкина такая нарочитость поначалу немного покоробила, но покрасневшие глаза и вспухшие веки на лице Виолы заставили его устыдиться нелепых подозрений. В образ скорбящей вдовы вносил некий диссонанс только синяк на скуле, тщательно замазанный тональным кремом. Поначалу Кирилл Павлович не планировал визита в квартиру Якубовского. Не хотел перебегать дорогу Слепневу, который возглавлял бригаду по раскрытию убийства директора и жаждал сам пообщаться с его вдовой. Но после загадочного визита Фокина Кирилл Павлович прикинул, что личная встреча с Виолой лишней не будет. Слепневу о визите опера ОСБ он пока не сообщал. Только Ольге. Благо повод подвернулся. Отношения они окончательно не выяснили, а совместные трудности сближают, как говорил незабвенный кот Матроскин.