– Чего ищем-то? – шепотом спросил Дзюба. – Что-то конкретное?
Ульянцев недовольно мотнул головой.
– Как обычно.
– Понял, – вздохнул Роман.
«Как обычно» в данном случае означало, что искать (и желательно найти) нужно следы пребывания оружия – пятна оружейного масла, патроны, кобуру, следы чистки – тряпки, скомканную бумагу со следами масла или смазки, а также документы, которые могут стать вещественными доказательствами: дневники, записки, письма.
В шкафу висела теплая куртка для пребывания на льду, в карманах ее ничего не обнаружили, но Ульянцев решил на всякий случай оформить изъятие. А вдруг повезет и именно на этой куртке криминалистам удастся выявить следы оружия?
В ящике стола обнаружился тренерский журнал, и Дзюба с удивлением услышал пояснения одной из понятых – хореографа – о том, что у тренеров огромное количество писанины, нужно составлять планы нагрузок и занятий, отмечать присутствие, иметь список группы. Надо же, ему, с детства посещавшему самые разные спортивные секции, даже в голову не приходило, что его тренеры ведут какие-то журналы. Почему-то казалось, что тренер работает только в зале и его работа состоит исключительно в проведении тренировок.
«Ну да, – с усмешкой подумал Роман, – про нас, оперов, тоже все думают, что мы в основном бегаем-прыгаем-догоняем-в засадах сидим, и никто даже представить себе не может, сколько в нашей работе писанины и отчетности…»
На подоконнике высилась стопка разноцветных разнокалиберных коробок, похожих на конфетные.
– Так это и есть конфеты, – пояснила все та же словоохотливая понятая. – Родители же несут, а куда их девать? Валерий Петрович вообще сладкое не ел, не любил. Если кто хотел ему приятное сделать, то несли банки с соленьями и маринадами. Но мало кто об этом знал, конечно, поэтому конфеты несли… Вот они здесь и валяются.
Ульянцев быстро примерился к толщине коробок, выбрал три, в которые можно было бы при желании поместить пистолет, прикинул на руке вес, вскрыл и безнадежно осмотрел аккуратные ряды всевозможных конфет.
Тренерская маленькая, и даже самый тщательный обыск закончился довольно быстро. Все, больше искать негде. Ничего не нашли.
* * *
Работа по раскрытию убийства Инны Викторовны Ефимовой, 47 лет, москвички, сотрудницы аппарата Госдумы из отдела протокола и внешних связей Управления международного сотрудничества, тянулась уже два месяца. Чиновница была средь бела дня убита ударом ножа в грудь в тот момент, когда вышла из салона красоты и садилась в свою машину. Направления разделили: ФСБ разрабатывала линию, связанную со служебными обязанностями в части, касающейся паспортно-визовых дел; Управление экономической безопасности и противодействия коррупции искало информацию о конфликтах, проистекающих из возможных финансовых афер и взаимоотношений с банками; а оперативникам из криминальной полиции поручили раскапывать личные и бытовые отношения потерпевшей. С самого начала было понятно, что сделано это исключительно для виду, чтобы потом никто не смог обвинить руководство в том, что оно не обеспечило проверку полного спектра возможных версий. Потому что в бытовую версию никто не верил всерьез и работа по ней шла только для проформы. Для галочки и красивой отчетности. Именно по этой причине Антона не сильно дергали, так что тут Сергей Кузьмич Зарубин ничего не исказил.
И Антон Сташис ни за что не стал бы просить Зарубина изменить свое распоряжение заняться делом об убийстве тренера, если бы буквально накануне невесть откуда вдруг не вылезла информация про этот чертов участок. Точнее, вылезла она у ребят из УЭБиПК, когда они проверяли движение финансовых средств убитой Инны Ефимовой, но поскольку речь шла всего лишь о приобретении соседнего земельного участка у частного владельца, то сразу было понятно, что никаких банковских махинаций здесь быть не может. Однако для очистки совести проверить нужно. Да и для отчетности полезно, в любой момент могут потребовать письменный рапорт о проведенной за последнюю неделю работе, а по убийству сотрудника аппарата Госдумы и отчитаться-то нечем… Попросив Ромчика Дзюбу прикрыть его, Антон направился туда, где строила загородный дом Инна Викторовна.
Это была та часть Рублевки, на которой еще сохранились жилые постройки с тех времен, когда никому в голову не приходило считать территорию особо престижной. Конечно, состоятельные застройщики давно дотянулись до Раздоров, но и самых обычных одно– и двухэтажных стареньких домиков, в которых жили самые обычные люди, оставалось достаточно. Именно такой старый, давно обветшавший дом с довольно большим участком и стоял когда-то забор в забор с участком, принадлежащим убитой. Когда-то – потому что теперь никакого дома на соседнем участке не было. Зато временный забор огораживал оба участка, объединяя их в единое, весьма немалое пространство.
Антон постоял возле забора, позволив себе на несколько минут отключиться от работы и просто помечтать: вот если бы у него был такой участок и на нем дом, как славно было бы детям, Василисе и Степке, вон там он поставил бы качели, вот здесь можно было бы выкопать небольшой бассейн, а в дальнем углу поставить вольер для собаки – Васька давно просит щенка. И еще клетку для кроликов, о которых мечтает маленький Степка…
Встряхнувшись, Антон скептически усмехнулся – не будет у него никогда таких денег! – и направился в сторону жилых домиков. Надо поговорить с соседями убитой Ефимовой.
В первом же доме, куда он постучался, никого не оказалось. А вот в следующем дверь ему открыл крепкий широкоплечий мужчина с костылем, лет шестидесяти, с хитрыми живыми глазами и весьма очевидными следами недавнего похмелья. Представился он Борисом Ильичом и выразил полную готовность поговорить о большой начальнице из Госдумы, которую он, конечно, совсем уж близко не знал, но знаком был, что да, то да. Борис Ильич рассказал, что Ефимова купила участок два года назад, но строиться чего-то не начинала.
– Потом стало понятно, чего она тянула: рядом с ней участок Маклыгиных. – Борис Ильич рассказывал не торопясь, с видимым удовольствием.
Особенно ему нравилось, что Антон записывает его слова. Иногда Борис Ильич даже делал небольшую паузу, если ему казалось, что гость не успевает дословно фиксировать повествование.
– Она расшириться хотела, земли ей было мало, наверное, царские хоромы себе запланировала, не иначе. В общем, начала она Маклыгиных обхаживать, чтобы те участок ей продали, хорошие деньги предлагала, между прочим, не задарма, врать не стану, не хапуга она, баба честная. Мне как Валька Маклыгина сумму объявила, так я чуть с костыля не навернулся. Продавай, говорю, чего думать-то, такие деньжищи огромные, вы ж городское жилье сможете улучшить, квартиру побольше купите, у вас вот дочка замуж вышла, ей рожать надо, где вы впятером ютиться-то собираетесь.
– А они что? Согласились продать? – поинтересовался Антон.
В общем, история не выглядела интересной с точки зрения расследования. О том, что покойная Ефимова купила участок у своих соседей Маклыгиных, Сташис знал еще вчера и приехал сюда только для уточнения информации. Но коль попался такой словоохотливый и явно скучающий свидетель, который может хоть что-то рассказать об убитой, то почему не послушать? Мало ли какое слово проскользнет…