— Но-но, без оскорблений! — рыкнул Олег, горько сожалея, что не прихватил с собой щита. — Ни Христом, ни Аллахом я себя не замарал! Чту богов русских, исконных — Сварога, Хорса, Стрибога, Макошь великую. Их именем дела свои и творю.
— Как смеешь ты, бродяга, — снова воздел посох волхв, — без моего дозволения именем богов в сем городе распоряжаться! Как язык твой поганый посмел имена их произносить!
— Много вас, разрешалыциков… — Ведун вполне демонстративно опустил кисть на рукоять сабли. — А почто сам ты света дневного опасаешься, под колпаками прячешься? Уж не сожжет ли тебя Ярило за тайные грехи, едва лик твой узреет?
— Да отсохнет язык нечестивца, слова такие на служителя богов кидающего! — громогласным, хорошо поставленным голосом изрек волхв, однако капюшон откинул.
Олег усмехнулся, увидев похожую на сморщенное яблоко, безволосую голову, что привело гостя в еще большую ярость:
— Как смеешь ты, охальник, в городе сем решать, кто милости достоин, а кто нет?! — Вперившись в Середина совершенно белыми, бесцветными глазами, волхв вытянул тонкий палец с длинным ногтем и ткнул им едва ли не в самый нос ведуна. — Ты! Именами богов богатства и милосердия, чести и покоя творишь зло с дуростью безмерной без разбора, ласкаешь грешниц и караешь праведников…
— Но-но, полегче, старый, пока я имени твоего не спросил, — расправил плечи Олег. — Боги милостивы ко всем. Они же только, а не ты, и всеведущи. Я помогаю всем, кто приходит ко мне, и в том, о чем меня просят. И пусть боги решат, радовать смертных исполнением желаний или наказывать их тем же.
— В словах твоих яд лжи, а в деяниях семена зла…
— Только без демагогии, коллега, — перебил его ведун. — Врать я и сам умею. Нет просто зла, и нет просто добра. От любого деяния кому-то становится лучше, кому-то хуже. Поэтому я никогда не стану ковыряться в абстракциях. Я просто помогаю тем, кто просит о помощи. Если что — обращайся.
Олег аккуратно сдвинул волхва в сторону и пошел мимо него по улице, потирая запястье. Если местный жрец не увяжется следом, то точно так же, теплом, крест должен отреагировать и на «зов».
Внезапно от городской стены послышались тревожные крики, звон железа, какие-то шлепки, восторженные вопли. Малость поколебавшись, ведун свернул с намеченного пути и побежал на шум. Увы, освоить планировку города он пока не успел, а потому со всех ног влетел в тупик. Вернулся, кинулся но другому проулку — и опять уткнулся в чей-то забор.
Ругаясь в голос, Олег припустил в сторону детинца, вспоминая, как в самый первый раз Заряна вела его именно той дорогой, и вскоре оказался на улице, чуть более широкой, чем предыдущие, пробежал по ней, выскочил на совсем просторную «магистраль», идущую от ворот городища к детинцу, свернул налево и…
Прямо на него скакала, гордо выпрямившись в седле серой в яблоках кобылки, девушка со светло-светло-голубыми глазами, острым носиком, тонкими губами и чуть выступающим вперед подбородком с темной ямочкой посередине. Красавицу защищала от невзгод судьбы тонкая кольчуга медного плетения, на плечах лежал, свисая по сторонам седла, подбитый горностаем длинный плащ с собольим воротником, на голове, заменяя шапку, белела полоска серебристого выхухолевого меха.
— Верея?.. — с изумлением пробормотал Олег.
— Ведун?.. — с не меньшим удивлением натянула поводья боярыня. Но уже секунду спустя она гордо вскинула подбородок: — Я же запретила тебе попадаться мне на пути! Лесавич, а ну, захвати ослушника с собой. Я ему выволочку-то устрою!
Верея огрела лошадь плетью, пуская вскачь, а рядом с Серединым остановился угрюмый ратник в островерхом шлеме с бармицей и в длинном тулупе. Освободил стремя:
— Садись за спину. Садись, не то шестопером дам по голове да через седло перекину. Не слышал, чего хозяйка велела?
— Вот… Электрическая сила… — Олег поставил ногу в стремя, толкнулся свободной ногой и запрыгнул на круп горячего боевого коня. Ратник отпустил поводья, и они понеслись к распахнутым воротам детинца.
Изнутри деревянная крепость мало отличалась от каменных цитаделей, на которые ведун уже успел насмотреться в разных краях обширной Руси. Вот только если в княжеских детинцах широкие надежные стены одновременно являлись и амбарами, и конюшнями, и жилыми комнатами, то здесь дом стоял отдельно, и от него, охватывая двор, тянулись стены, сколоченные из поставленных вертикально пятиметровых бревен. Изнутри стены поддерживались косыми упорами, вдоль верхнего края шла узкая площадка для воинов — но все равно это был всего лишь очень высокий частокол.
— Где боярин? — требовательно поинтересовалась Верея, спешиваясь у центральных дверей дома.
— Руслан Вечеславович со стен покамест не вернулся, — с поклоном ответил толстяк, поперек лица которого шел глубокий шрам, едва не задевающий глаза. Одет он был в обычную, до колен, полотняную рубаху, по нижнему краю которой краснела вышитая полоса. Между тем, на веревочном поясе скромного боярского слуги болталась тяжелая связка, показывающая, что должность он занимает немалую — ключника.
Во двор тем временем один за другим въезжали всадники — с рогатинами в руках, в стальных шлемах, в толстых овчинных тулупах, в обитых железными бляхами сапогах, опоясанные мечами.
— Покои мне прежние отведешь, али побогаче завелись? — хмыкнула боярыня, любуясь своим воинством.
— Откуда, матушка? Что ни лето, одни напасти идут. Ни прибытка, ни радости.
— Ясно, — кивнула Верея. — Ну, стало быть, пока хозяина нет… — Она подошла ко все еще сидящему в седле воину. — Тащи его ко мне в покои, Лесавич. Поговорю с бродяжкой надоедливым.
— Слазь, — оглянулся через плечо ратник.
Олег послушался, отошел к дому, словно невзначай повернувшись спиной к стене и положив ладонь на рукоять сабли. Поймал на себе презрительный взгляд женщины, передернул плечами, закинул руки за спину и двинулся следом за ней.
Они поднялись на третий этаж, вошли в просторную комнату, стены и пол которой были сплошь укрыты коврами. Правда, в отличие от болгарских и вогульских жилищ, здесь имелись и широкая высокая кровать, и похожее на трибуну бюро с торчащими из стаканчика короткими гусиными перьями, и гладко оструганный и выморенный стол, пара сундуков.
— Ступай, Лесавич. — Верея царственным жестом расстегнула ворот и откинула плащ на стоящую у двери лавку. — Сама управлюсь.
Ратник послушно кивнул, отступил за дверь, прикрыл двойные створки.
— Ты что себе позволяешь?! — тут же громко отчеканила боярыня. — Как ты смеешь?! Я запретила тебе приближаться ко мне на три дневных перехода!
— На тебе радиомаячка нет, — усмехнулся Олег, расстегивая косуху. — Как я узнаю, где ты находишься?
— Чего нет? — непонимающе наморщила лобик женщина. — Рано…
— А ты стала еще прекраснее.
— Ты… — вскинула она украшенный печаткой указательный палец. — Ты… Тебя же могут узнать. Вспомнить. Про меня же слухи пойдут. А мне… Мне… Мне этого не нужно!