— Угощайтесь! — Орлов перехватил мой недоверчивый взгляд — Ничего страшного. Поверьте, это — НОРМАЛЬНАЯ вода. В горы уйдете, не раз еще вспомните мой чаёк и это изобилие воды, а много сахара я положил специально: от него мозги лучше работают, наш комбат говорит, что перед «боевыми» это очень даже полезно для всех и для него тоже.
Как же он оказался прав! Пройдет всего две недели, и я окажусь в горах Алихейля. С водой будет очень сложно. Всего по пол-литра воды на человека на сутки. Хочешь — пей ее сразу всю, можешь даже зубы почистить. Только больше этой живительной влаги взять просто неоткуда.
Сидишь себе на горушке, тупея от жары и облизывая губы шершавым, как наждачная бумага языком. Солнце палит нестерпимо, а далеко внизу, соблазнительно журча по камешкам, течет река. Чуть прикроешь глаза в полудреме, и сразу же представляется, что ты уже сидишь в тени деревьев и пьешь из фляги, набранную прямо из реки ледяную воду, не замечая, что она проливается и, стекая по подбородку, льется на грудь….
* * *
Проснулся. Посмотрел на часы. Четыре часа, пятьдесят минут. До подъема и завтрака далеко. Я на корабле. Афганский кошмар позади. Это был просто сон-воспоминание, из тех, что преследовали меня по ночам в первые годы после возвращения «из-за речки».
«Разбередила ты мне память, Старая Знакомая,» — я взглянул на мирно лежащую на секретере радиостанцию. Этот сон-воспоминание не давал мне покоя. Давно уже не снилось ничего подобного. Теперь снова приснилось то, что тщетно старался никогда не вспоминать.
Прочитал положение по малому правилу Серафима Саровского. Полежал немного. Нет, не приходит успокоение. Достал брошюру «Молитвы на всякую потребу», купленную при посещении Свято-Успенской Киево-Печерской лавры.
Открыл наугад.
Молитва о даровании терпения.
«О, Дивный создатель Человеколюбивый Владыко, Многомилостивый Господи! С сердцем сокрушенным и смеренным еще молю Тя: не возгнушайся грешнаго моления моего, не отрини слез моих и воздыхания, услыши меня, якоже Хананею, не презри мене, якоже блудницу, яви и на мне, грешнем, великую милость человеколюбия Твоего, ризою Твоею честною защити, помилуй и подкрепи мя, да вся насыпаемая от Тебе беды и напасти со багодарением в надежде вечных благ претерплю: изряднюю же печаль мою на радость претвори, да не в отчаяние впаду и погибну аз, окаянный. Ты бо еси источник милости и непостыдная спасения нашего надежда, Христе Божий наш, и Тебе славу восзылаем со Безначальным Твоим Отцем и с Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно, и вовеки веков.
Аминь».
Перекрестился, глядя на образы Спасителя, Богоматери и Николая Чудотворца, что ношу на груди, вложенными в удостоверение личности офицера на берегу и прикрепляю к внутренней переборке над своей койкой при выходе на корабле в море.
На душе стало немного легче, но мысли рвались в прерванные пробуждением воспоминания.
Видно Богу угодно: испить мне эту чашу воспоминаний до дна….
Май 1987 года. Афганистан. Чарикарская «зеленка».
Уже полтора часа стоим посреди виноградников.
От нечего делать стал при помощи Сергея Орлова разбираться в тарабарщине, что слышалась в радиосети. Оказалось все очень просто: голова колонны, добравшись до одной из наших застав, что расположены вокруг авиабазы Баграм в визуальной видимости друг от друга и от базы, уперлась в канал, который не удалось преодолеть сходу из-за большой его глубины и из-за того, что никак не получается развернуть понтонный мост.
Комбат находится всего в ста метрах от нашей с сержантом Орловым БМП.
Прихватив свой автомат, я спрыгнул на землю.
— Товарищ старший лейтенант, я советую вам тут без особой надобности ходить. Могут быть мины.
— Спасибо за предупреждение. Я пройдусь немного. Комбат тут, совсем рядом. Не переживай. Пойду по колее. Хочется все увидеть своими глазами.
— Дело ваше. Не пожалели бы потом, что нарушили приказ капитана Дроздова! Насколько я помню, он приказывал вам сидеть в броне и не высовываться.
— Я аккуратненько. Ну, сил нет моих, тут торчать без дела!
Через некоторое время, пробираясь от брони к броне, стоящей в колонне посреди виноградника, и стараясь ступать по колее или в оставленные кем-то следы, я добрался до заставы. Там быстро нашел нашего комбата и Игоря Больбатова.
Он заметил меня первым.
— Как дела?
— Все нормально. Представляешь, сижу в БМП, тупею от жары, а вы оказывается совсем рядом….
— Это что за самовольство? Старший лейтенант, вы неправы! Где я приказал вам находиться? — Капитан Дроздов повернулся в нашу сторону и сердито посмотрел на меня.
От неожиданного выговора я почувствовал, что краснею как первоклассник, не выполнивший домашнее задание и вызванный к доске во время урока.
— В БМП. Я там и сидел. Совсем неподалеку отсюда. Потом решил сходить к вам, чтобы узнать, что происходит. Все ухожу назад. — Я развернулся и устремился к выходу из заставы.
— Отставить! Старшина, выдайте авианаводчику новый бронежилет из экспериментальной партии и каску из своих запасов.
Когда старшина ушел, комбат жестом подозвал меня к себе.
— Не обижайся. Я отвечаю за тебя, а ты нарушил приказ. Теперь будешь находиться рядом со мной, но уже в новом противопулевом бронежилете. Надеюсь, самовольства с твоей стороны больше не будет. Одно хорошо: начал разбираться в обстановке. Теперь больше слушай и не мешай. Игорь, если что будет непонятно — объясни своему коллеге.
Старшина с Игорем надели на меня тяжеленный бронежилет и каску.
— Экспериментальный. Противопулевой. Восемнадцать с половиной кило. Везет же некоторым! — Пошутил прапорщик, отступил назад, чтобы полюбоваться на творение своих рук и пошел по своим делам.
Бронежилет плотно облегал мое туловище. Не знаю как насчет защитных свойств, но вещь оказалась довольно тяжелой. Помахал руками, покрутил головой, присел пару раз.
— Игорь, я чувствую себя танком или морской черепахой…
— Ладно, шутник, ты легко еще отделался. Дроздов мог тебя запихнуть и в настоящий танк «для изучения бронетехники». Я в «броннике» тоже по его милости. Тяжело, а терплю.
Интересно, а когда Игорь успел «провиснуть»? На него это не похоже — он педантичен и исполнителен до мелочей. Самовольства за ним не замечалось. Расспрашивать бесполезно. По крайней мере до окончания боевых он мой инструктор. Сам расскажет, если посчитает нужным.
Подъехала БМП. С нее спрыгнули несколько человек. Незнакомый солдат протянул мне мой рюкзак.
— Товарищ старший лейтенант, это ваш?
— Да, мой! Откуда он у вас? — Я забросил его себе на плечо. — Спасибо.
— Не за что! Сержант Орлов просил передать вам на словах, что он желает вам удачи, и если что, то он всегда будет рад видеть вас на его БМП.