Гриша посмотрел на нее и понял, что эта девчонка, как и он тоже знает, что такое голод.
Они сидели рядом и, ничего не говоря, уплетали тушенку. Расправившись каждый со своей банкой, развалились рядом, как старые знакомые и стали смотреть на небо.
Ветер разогнал серые облака, черные тучи и остатки дыма. Выглянуло солнце и осветило не только землю, но и их, довольных и сытых.
— А ты вообще ничего парень. Не пристаешь и не намекаешь, как другие, — произнесла девушка, продолжая смотреть на небо.
— Да я сюда вообще-то не за этим пришел.
— Все мы тут за одним и тем же. Дожить бы и встретиться на Красной площади после войны. Был хоть раз в Москве?
— Нет.
— Ну ничего, еще побываешь, — с какой-то детской уверенностью произнесла Юля.
Она встала, отряхнулась, и Григорий впервые смог толком рассмотреть ее. Нет. Она была не в его вкусе. Эти огромные, висящие галифе, наверное, меньшего размера не нашлось, шинель, закатанная за ремень и курносый детский носик. Юля посмотрела на Гришу и он увидел ее глаза: огромные карие глаза, которые показались ему симпатичными и смешными. Какими-то игрушечными — как у куклы.
— Ну ладно, я пошла, — произнесла девушка и, закинув на плечо свою огромную сумку, побежала к дороге.
— Нет, она не в моем вкусе, — подумал Григорий. — Вот та — лейтенант из роты связи — радистка Лена — вот это женщина. Сапожки начищены — блестят, юбочка, гимнастерка, на пышных волосах пилотка наискосочек. А ножки какие! Коленки кругленькие и глазищи. Вот у нее глаза, так глаза, за такие глаза можно все отдать. Вот так прижался бы к ней и не отпускал. Она вся такая нежная словно нарисованная. На нее смотреть можно сутками. А как воинскую честь отдала! Грудь вперед — чуть-чуть колыхнулась и тонкие пальчики ровно к виску: «Командир взвода Титова!» И все тут! Вот бы с ней потанцевать! Взять такую женщину за талию? Да лучше на фрицев в рукопашную — проще, чем с ней пару раз под музыку шагнуть. Она ж женщина, да какая! А эта — чума курносая. Ничего, говорит, ты, не пристаешь как другие. Тоже мне сравнила. С ней если только во дворе в прятки играть, или истории страшные у костра рассказывать. Ну понятно — маленькая еще. Маленькая, не маленькая, а, сколько народу спасла. Комбат говорил, что она с ними уже четыре месяца. Надо же повоевала, насмотрелась всякого. Мужики ее уважают и любят — есть за что. А так ребенок еще, в такую влюбляться смешно, но дружить с ней можно — веселая она и, по-моему, очень честная. Такую девчонку я и сам бы уважал. А то какие-то тифозные, несчастные, голодные. А эта вся горит! Молодец! Но лейтенант Лена Титова — это мечта. Интересно у нее губы свои или она их так накрасила. Наверное, свои. Краситься здесь не разрешают. Хорошо, что им прически можно носить, хоть какая-то радость увидеть что-то приятное.
Радужные мысли оборвал голос старшины:
— Строиться!
Все вновь встали в грязь, выравнивая шеренги, чтобы, как положено, строем, дойти к 20:00 к назначенному населенному пункту.
Батальон построился, солнце в небе разыгралось и все отдохнув и поев, с шутками продолжили месить это бесконечное месиво, словно со всего света собранное на дороге.
Кто-то кричал: «Ну вот, теперь и воевать можно, — а кто-то смеялся: Да теперь все фрицы разбегутся, увидев наши животы!»
Гриша тоже шел, как и все. И эта тяжелая грязь ломтями прилипающая к сапогам, казалась уже не такой тяжелой и вязкой. Оставалось только вовремя дойти, чтобы выполнить поставленный приказ.
— Все-таки настроение важная штука! — подумал он. — Вот с утра ушли с высоты, все, конечно, мало спали, и я тоже на этих ящиках замучился: до сих пор спина болит, но вот вышли на дорогу — вся усталость и недосыпание проявились. А стоило всего час поваляться на траве, даже не спать, а просто на мгновение оказаться в состоянии покоя, и сразу — словно заново родился!
Григорий шел и улыбался. Смеялись и остальные бойцы по-прежнему мешая сапогами грязь. Но Война и ее дороги дело особенное.
— Нужно привыкать много и часто ходить, — вспомнил Гриша слова учителя из Ташкентской школы. — Ничего привыкну.
Дорога продолжала петлять. Небольшая передышка конечно придала силы, но фронтовая дорога, будто нечто живое, высасывала бойцов. Шагать становилось все труднее, монотонность возвращалась. Шутить и смеяться солдаты вскоре перестали и вернулось уже знакомое чваканье этой нескончаемой грязи. Нет, иногда получалось идти по уцелевшей обочине и стряхивать с сапог прилипшую грязь, но в основном никакой обочины не было. Промежуток земли, называемый дорогой, был разбит техникой и сапогами солдат. Григорий снова задумался:
— Интересно, сколько человек прошли здесь за годы войны? Наверное, не очень-то и много, — ответил он сам себе. Эта дорога была не главной и не стратегической, а так, обходной от одного населенного пункта к укрепрайону. Сначала фрицы по ней шагали, теперь вот они…
Постепенно начало смеркаться. Время подгоняло. Все понимали, что хоть и хочется отдохнуть, но нельзя. Нужно успеть в назначенное место вовремя.
— Наверняка, от этой точности что-то зависело. Какие-то действия, передвижение всей армии и вот эти маленькие населенные пункты были не просто точками на карте, а метками того пути по которому предстояло идти нашей армии. И эту очередную метку нужно было преодолеть вовремя. Именно оттуда доложить о прибытии, или взятии и ждать дальнейших указаний. А время и ночь не знали о планах генералов и их стратегии. Они сами по себе ступали на эту землю, не желая выручать уставших солдат.
Примерно через час, когда сумерки окутали небо и редкий кустарник, кто-то закричал: «Батальон, стой!»
Народ в первых рядах заволновался, загалдел.
— Похоже, разведку вперед послали, — произнес сутулый, все время кашляющий солдат.
— Что немцы? — с удивлением спросил Григорий.
— Не, населенный пункт. Пришли. Сейчас разведка проверит, что там, и мы за ними пойдем, — ответил солдат.
— Так надо найти комбата! — подумал Григорий. — Нужно наладить связь.
Григорий снял с плеча недавно полученную переносную рацию, щелкнул выключателем, накинул на шею наушники и побежал вперед. Около двух сломанных деревьев он увидел Киселева с остальными офицерами. Подбежал к ним и громко спросил:
— Связаться со штабом дивизии?
— Да погоди, ты! — ответил комбат.
Он внимательно смотрел вперед, где ничего не напоминало о населенном пункте. Дорога своей грязью разрезала на две части черное распаханное поле, по которому было еще труднее идти и лишь где-то вдалеке еле заметно светились несколько огоньков.
— Выключи рацию, не торопись, — произнес капитан продолжая смотреть в наступающую темноту.
— Наши пришли! — крикнул кто-то со стороны.
К комбату подбежали два солдата и о чем-то стали говорить. Григорий отошел в сторону, но несколько фраз уловил. Населенный пункт оказался небольшой сгоревшей деревушкой. Три или четыре дома. Немцы еще утром были здесь и, по показаниям разведчиков, заминировали не только дорогу к полю, но и оставшиеся полусгоревшие сараи.