Наконец ведун влетел под спасительные ветви орешника, свернул в самую гущу зарослей, уселся среди листвы и снова забормотал заговор — на этот раз для отвода глаз. До темноты оставалось совсем немного, а ночью его точно никто найти не сможет — не на того напали. Вот ночью он и уйдет.
Ведун закрыл глаза, проваливаясь в сон, а когда открыл их — вокруг царили мрак и тишина. Он прошел немного вперед, прислушиваясь и принюхиваясь к миру вокруг. Ощутил под ладонью шершавую, прохладную кору осины, вдохнул полной грудью воздух, наполненный ароматами смол, различил шепот тихого ночного ветра, играющего в прятки между ветками, шорох листвы, тихое поскрипывание деревьев. Вот ухнула сова, прошмыгнул в траве пугливый заяц, где-то раздался стук дятла. Хотя дятел — птица дневная. Леший, наверное, балует.
Сознание ведуна расширилось, Олег больше не был ограничен рамками тела, он стал частью леса, растворился в нем. Он мог видеть каждую зверушку, каждую птаху малую, мог качнуть травинкой, которая была частью его самого, и спугнуть сонного кузнечика. Лес был спокоен — а значит, чужих поблизости не имелось. Погоня ушла.
Олег осторожно расправил плечи, опасаясь вспышки боли, но тело оставалось сильным и здоровым. Рядом с ногой пошевелилась куница. Она подняла на него черные бусинки глаз и испуганно пискнула.
— Ну что ты, малышка, — поднял Олег ее на руки. — Все в порядке, мы сбежали. Теперь давай поищем наш отряд.
И бодро зашагал вперед. Дорога послушно ложилась под ноги, ветер перебирал волосы ведуна, а в груди пенились, как шампанское, энергия и радость. Казалось, он мог вот так прошагать до самого края земли!
Своих товарищей Олегу удалось найти на удивление легко: он двинулся по дороге в сторону Изборска, к месту последней стоянки, но версты через три его окликнули. Ведун поднял голову и увидел сидящего среди ветвей Ермолая. Тот, спустившись вниз, проводил Середина в рощу, где на прогалине возле родника и расположились остатки отряда. Почти сутки не евшему ведуну тут же отрезали ломоть хлеба, настрогали сверху сала, повесили на огонь котелок с водой, в которой развели две горсти муки и сыпанули горсть сушеного мяса. Он ел и слушал рассказ о недавней стычке.
— Руслана нашего закололи, — вздохнув, сообщил воевода, — Велислава князь застрелил. Тебя и Киру повязали. Мы, правда, больше половины юрьевских дружинников положили, да что толку? Ушли они да вас уволокли.
— Это все из-за меня, — повинился Ермолай, размешивая кулеш. — По нужде большой далеко отлучился. Как лязг железа заслышал — пока портки натянул, пока прибежал… Тут все уже и кончено. Аккурат моего меча не хватило. Всех бы чухней положили, клянусь Сварогом. Э-эх…
— Как сеча закончилась, — продолжил Микула, — мы собрались да в сторону Юрьева двинулись, куда вас увезли. Оставаться нельзя было: князь, вестимо, как возвернулся бы, немедля пару сотен нас добить бы послал да побитых своих увезти. Мы поначалу в чащу ушли, в чистом месте костер сложили, тризну справили. А потом к дороге вышли. Сидим, кумекаем, что далее делать. Ну дозорного я поставил, дабы путников спрошал, что в граде творится. Ан ты и сам вернулся, ведун.
— Нас кто-то выдал, — ответил Олег, доев хлеб. — Юрьевский князь сказывал, некая Варна, целительницей представившись, защиты у него от нас просила. Приметы все назвала точно, после чего представила дело так, якобы она невесту княжескую излечила. Вот из благодарности к ней Руслан на нас и ополчился. Варна эта — колдунья. Так что торчит из-за дела сего рука колдовская. Стучит кто-то колдуну про наши передвижения…
Середин обвел соратников задумчивым взглядом. Кто? Поначалу он подозревал Никиту — тот погиб. Потом Руслана — он уже мертв. Кира в плену. Тогда кто? Сварт?
Олег внезапно вспомнил, что уже давно не ощущал тепла от своего крестика. Забыл совсем про него, как в ловушке ящера побывал. Ведун достал из кармана свой главный амулет, неспешно примотал к запястью и тут же ощутил тепло: христианский символ ощущал близость посторонней магии. И реагировал он так именно на Сварта.
— Нас кто-то постоянно выдает, — сказал Середин, глядя тому прямо в глаза.
— Этого не может быть, — ответил беловолосый дружинник, выдержав его взгляд. — Здесь все свои, много лет друг друга знаем. Может быть, за нами идет лазутчик?
— Только на меня не подумайте… — Купава, оказавшись в человеческом облике, тут же подсела к котлу. — Великая Триглава, я не ела целую вечность!
Сварт отошел к лошадям, мирно щиплющим тонкие березовые ветки, вернулся с поясом, на котором висели сабля, нож, серебряная ложка в замшевом чехольчике:
— Бери, ведун. Ты без оружия лежал, таким они тебя и увезли. Так что меч твой цел. Поешьте да собирайтесь. Раз ты вернулся, надобно дальше идти.
— Дальше? Подожди, Сварт, а как же Кира?
Дружинник нахмурился и поглядел в сторону, что-то сосредоточенно изучая.
— Ведун, Киру не спасти, — вместо него ответил Микула. — Не станешь же ты город штурмом брать? Она сгинула в битве, ведун, равно как и Никита, и волхв, и Руслан. Нам нужно спасать княжича. А как вернемся — попытаемся выкупить ее из полона. Знаем ведь, где томится.
— Вот как? — нахмурился Олег. — Значит, мы бросим ее в беде и даже не попытаемся помочь? А меня вы бы тоже бросили?
Сварт поднялся и спокойно кивнул.
— Коли не могли бы ничего сделать, то бросили бы. Не по силам нам идти войной на крепость, дабы вытащить ее оттуда. И серебра для выкупа нет. Разве ты в Юрьеве добыть сможешь? Али ты мыслишь, что князь добровольно вернет тебе женщину?
— Мне в Юрьев нельзя, — покачал головой ведун. — Я оттуда с шумом и гамом уходил, так просто этого не простят. Но попробовать выручить ее нужно. Не получится — значит, не получится. Тогда дальше двинемся, а за нее потом выкуп заплатим. Ты же даже не знаешь, что ей там выносить приходится! Может, ей каждый день вечностью кажется!
— Вестимо, чего переносит, — вздохнул Ермолай. — Отдал ее князь ратникам, вот и пользуют, кто как хочет, пока не надоело. Полонянка — она полонянка и есть. А из людской дружинной ее нам пятерым не вытащить. Там, может статься, не одна сотня ночует. И все при мечах, все к делу ратному привычны.
— А может, и нет, — покачал головой Микула. — Приглянулась девчонка князю, ой приглянулась. Не станет он ее дружине отдавать, себе оставит.
— Не оставит. — Олег начал потихоньку прихлебывать чуть остывший кулеш. — У него невеста только что из забытья вышла. Она ему по нраву, вон как переживал. Так что сейчас он о Милолике, а не о сторонних девках думает.
— Кто знает, кто знает, — усмехнулся воевода. — Коли жена по нраву, то еще не значит, что прочих девок полапать нельзя. Может, запер до времени али балуется пока помаленьку.
— Я узнаю, — отстранилась от котла Купава. — Перекинусь, в детинец сбегаю да понюхаю по дому, да в тереме, да в порубе. Глядишь, найду Киру. Коли в детинце она — обязательно найду…