И только тут его как стукнуло: «Ирина! Ирина же работает рядом, за углом!» Зачем-то бросился на балкон: вдалеке, словно два смерча, закручивались столбы дыма.
Последующий час или полтора Борис не присел ни на секунду. Так и бегал: то на балкон, пытаясь разглядеть неизвестно что — увидел только, как вдалеке дружной стайкой прошли два самолетика, совсем не страшные с такого расстояния, то подбегал к телевизору, вновь и вновь наблюдая одни и те же кадры: съемку повторяли без перерыва. Напрасно шептал здравый смыл: «Спокойно, спокойно! Бомбили далеко — все нормально!» Тревога, страх, и, главное, острое чувство беспомощности оказались сильнее. Борис выскочил на улицу, прошелся до конца дома, куря одну сигарету за другой. «А вдруг они придут с другой стороны?», — и Борис снова помчался домой. И так несколько раз: то на балкон, то на улицу, то включал телевизор, то выключал его. И снова вниз. Ира!
Жена и сын пришли поздно: из-за возникшей паники почти не ходил транспорт, и пришлось идти пешком.
Борис еще раз затянулся, обжегся и с сожалением выбросил окурок.
— Папа, зачем? Зачем выкинул, я же просил мне отдавать! А можно я печку выключу? Дышать неч…
Не договорив и не дожидаясь ответа, Славик спрыгнул с дивана и буквально телепортировался в кухню. Через секунду он опять материализовался в комнате, запрыгнул на диван, выронив из рук «гадость». Пакет вылетел на середину комнаты, раскрылся, окурки рассыпались по полу. Комната мгновенно стала похожа на заводскую курилку после обеда. Славик спрыгнул с дивана, опустился на колени и стал собирать окурки, аккуратно запихивая их обратно в пакет. Тапочки он надеть, конечно, забыл, и скоро прилепившиеся бычки висели у него и на носках и на штанах.
— Слава! — аж задохнулась Ирина. — Ты что творишь? Кто носки стирать будет? Где ты набрал этой мерзости?
— Мам, ну какая же это мерзость? Это окурки. Я их около твоей работы насобирал, пока ты с Вахидом насчет машины договаривалась.
— Насобирал? Славик, ты подбирал окурки с асфальта? Ты что, с ума сошел? Только туберкулеза нам не хватало!
— А чего тут такого? С ума… — сделал вид, что обиделся Славик. — Бабушка все время так делает.
— Бабушка? — удивилась Ирина. — Не выдумывай!
— А вот и не выдумываю, — Славик закончил подбирать окурки с пола и теперь извивался, снимая бычки с тренировочных штанов, — Думаешь, где дедушка табак для трубки берет? На базаре покупает что ли? Так там дорого. Они окурки разворачивают, табак вытряхивают, сушат, а потом дедушка его в трубку набивает. А ты что, не знала?
— Сумасшедший дом! — вздохнула Ирина. Один окурки собирает, другой с телевизором разговаривает. А тут еще эти…
«Ну что же ей так сдались эти разговоры? А если бы она узнала, что во сне и телевизор со мной разговаривает?» — с досадой подумал Борис, а вслух сказал:
— Слушайте, «самасшедший дом», давайте спать ложится, поздно уже. Слава замети за собой, видишь, мама нервничает.
— Ну что, заснул? — спросил телевизор. — Поговорим?
Во сне телевизор был какого-то странного вида: плоский, с громадным экраном. На экране могло быть что угодно. И кто угодно — Борис так и не смог нащупать какую-нибудь определенность. Сейчас на экране вальяжно раскинулся громадный котище в элегантном костюме и генеральской фуражке. К карману костюма был прикреплен бэйджик в виде российского флага с надписью «Правда и только правда. Однако…»
Борис не удивился: во сне он не удивлялся ничему.
— Ну, мой любопытный друг, что ты на этот раз хочешь узнать? Наверное, про самолеты, — кот зажмурился и сладко затянулся громадной сигарой. — Угадал?
— Зачем? Зачем это все было нужно?
— Конкретней, пожалуйста. Что — все?
— Ну, этот фарс с «неопознанными» самолетами?
— Фу, как мелко ты мыслишь, мой недалекий друг! — кот изобразил легкое недоумение и выпустил из пасти кольца дыма прямо в Бориса. — Когда в стране полный бардак, стоит ли удивляться таким мелочам. Ну, сдали кое у кого нервы. Ну, одни не знали, что делать, а другие. А другие… Другие ждали, когда эти, пардон, обосрутся. Не бери в голову — это все мелочи.
— Ничего себе мелочи! — Борис возмутился, но как-то вяло: после опостылевшей «Примы» запах настоящей гаванской сигары приятно кружил голову. — Аа-х! Да перестань, ты, не отвлекай! Мелочи? Понапугали кучу народа. Разрушили несколько домов, причем, абсолютно бессмысленно. Выставили себя идиотами перед всем миром. А результат? Дудаев теперь еще больше на коне, народ уверен, что от России хорошего ждать не приходится. Эх…
— Не волнуйся ты так, побереги нервы. Они тебе скоро очень понадобятся. Мелочи, Боренька, именно мелочи — поверь. Я же тебе толкую: в стране полный бардак. Бал правят самодурство, непрофессионализм, глупость и раздутое самомнение. Да еще мздоимство, алкоголизм и. … Да что я тебе это говорю! Сам что ли не знаешь? Маленький?
— Да понимаю! Но все-таки «неопознанные»…
— Прекрати! Дались тебе эти «неопознанные»! Один неумный дядя сказал — остальные повторяют. Что ты в самом деле! Сам что ли мало глупостей говоришь?
— Так то я, а это…
— А какая разница? Ты что считаешь, что там наверху какие-то особенные? Не такие как ты? Ну, Боря, я тебя не узнаю! Такие же! А зачастую даже и глупее, уж извини. Зато думают, что умнее всех. Разница только в том, что твою глупость повторит, в крайнем случае, сын, а глупость, сказанную главой государства — вся страна. Эх, Боря, то ли еще будет…
Кот замолчал и уставился куда-то вдаль, словно разглядывая это «то ли».
Выражение морды, еще недавно ехидное и самодовольное, у него при этом стало такое, что Бориса даже во сне прошиб холодный пот. Кот смотрел долго, очень долго, потом повернулся, снял фуражку и разорвал ее в мелкие клочки.
— А что… будет? — холодея, спросил Борис.
Кот вместо ответа снял бэйджик, показал его крупным планом, грустно ухмыльнулся и стукнул по нему лапой с выпущенными когтями. Бэйджик исчез.
— Не проси, не скажу — не станет тебе от этого легче, да и не готов ты еще, — кот помолчал. — Надо было срываться вам отсюда, Боря. Хоть куда, хоть в деревню, хоть в тайгу. Не скажу. Повторю — пока это мелочи. Да, убито несколько человек, пробиты несколько стен. Но это — ме-ло-чи!
Борис поежился, скудная растительность на его теле встала дыбом, а само тело покрылось «гусиной кожей».
— Ладно, не парься, может еще обойдется — я ведь тоже не всеведущ, — кот вдруг улыбнулся совсем по-человечески. — А знаешь, через много-много лет тебе никто не будет верить про эти самые «неопознанные».
— Как? — Борис мгновенно забыл и про ужас, и про все остальное.
— А вот так, мой недоверчивый друг! Большинству на хрен это будет нужно. Другим будет невыгодно вспоминать, и они будут врать, врать и врать. Третьи.… Третьи просто будут не в состоянии представить, что это возможно. Четвертые забудут, заставят себя забыть. Пятые…