Чапмен был рад стараться. С помощью профессора Джеффри Голлина, блестящего ученого и советника военно-морской разведки, Монтегю подготовил фальшивое письмо от профессора Э. Б. Вуда, специалиста по подводной акустике, в исследовательскую лабораторию Адмиралтейства в Теддингтоне, адресованное некоему ученому, работающему на заводе по производству боеприпасов компании «Коссор», по фамилии Флеминг. В нем Вуд превозносил достоинства нового суперсекретного противолодочного оружия. Чапмен сообщил своим немецким боссам, что нашел письмо в офисе «Коссор» в Манчестере и снял с него копию. В одной из радиограмм он привел текст письма целиком:
Дорогой Флеминг,
я уверен, что ты, так же, как и я, был счастлив узнать результаты последних испытаний «Кальмара».
Стандартное отклонение плюс-минус 15 футов — это существенный прорыв по сравнению с прежними методами глубинного поиска, и мне остается лишь сожалеть, что мы не можем фиксировать цели на более высокой скорости. Хотя я и не сомневаюсь, что 13 узлов — это предел, на который будет способен наш враг в этой войне, но мы всегда должны опережать его на шаг, а лучше — на два шага!
Думаю, тебя заинтересуют прилагаемые снимки дистанционного взрывателя, который присоединяется непосредственно к контрольному индикатору MKJ на «Кальмаре» (как предлагал еще покойный капитан Уокер).
Надеюсь, вскоре ты окажешься в Манчестере. С нетерпением жду очередной нашей дискуссии — в последние три года каждая из них была весьма плодотворна.
С уважением,
Э. Б. Вуд, профессор.
На самом деле не существовало ни капитана Уокера, ни «контрольного индикатора MKJ», ни, разумеется, глубинного взрывателя, способного «учуять» субмарину на расстоянии 15 футов при прохождении ее на скорости в 13 узлов. Но Флеминг существовал. Ян Флеминг — будущий создатель Джеймса Бонда, служивший в то время в военно-морской разведке. Он даже имел шанс оказаться вовлеченным в эту игру, призванную посеять панику среди командиров немецких подлодок и заставить их держаться как можно ближе к поверхности. Юэн Монтегю объявил эту операцию триумфальной: «Мы так и не смогли выяснить, как оценил эту информацию германский флот, однако, судя по действиям абвера, ею были крайне довольны».
Несмотря на успех операции «Кальмар», Райд делал все возможное, чтобы принизить достижения. «Я не верю, что эти снимки могут добраться до Берлина, — писал он. — Если бы не давление Адмиралтейства, на мой взгляд, нам следовало бы тотчас же свернуть эту работу и поскорее распрощаться с Зигзагом, вручив ему, если уж это необходимо, такую денежную премию, каковой он будет сочтен заслуживающим». Райд все сильнее мечтал избавиться от Чапмена, и в ходе подготовки передачи фотокамеры Бруту такая возможность ему предоставилась. Было уже решено, что Зигзаг оставит деньги и камеру в приметном пакете в уборной железнодорожного вокзала. Однако, когда все было готово, от немцев поступила радиограмма, намекавшая на существовавшие сомнения в лояльности Чапмена. Немецкий шеф Брута писал, что ему следует избегать прямого контакта с Фрицем, поскольку тот, по его мнению, «недостаточно надежен». Это могло быть всего лишь свидетельством соперничества внутри немецкой организации, заставлявшего одного из кураторов подвергать сомнению надежность чужого агента. Однако для Райда этого оказалось достаточно, чтобы объявить: немцы «сомневаются в честности Зигзага».
Подозрения немцев, писал Райд, могут усилиться из-за выступления в парламенте по вопросу о «Фау-1» Дункана Сэндиса, министра, возглавлявшего в кабинете военного времени комитет, занимавшийся проблемой этих ракет. В речи Сэндиса содержались кое-какие существенные данные о районах Лондона, подвергнутых бомбардировкам. «Если сообщения Зигзага тщательно сравнят с последней речью Дункана Сэндиса в парламенте, то вскроются серьезные несоответствия, что будет, вполне вероятно, чревато настоящим взрывом». Вновь был поднят вопрос о Дагмар. «Зигзага компрометирует его подруга, оставленная в Осло», — писал Райд, медленно, но верно подрывая доверие к собственному агенту. Когда речь зашла о том, что Чапмен, возможно, останется в МИ-5 после войны, Райд презрительно отозвался об этой идее: «Не думаю, что, с учетом его разгульной личной жизни, мы сможем позволить себе нанять его». Кроме того, он указал, что ценность Чапмена всецело зависит от его отношений с фон Грёнингом, а после войны из их отношений нельзя будет извлечь никакой пользы.
Чапмен, не зная об интригах Райда, нашел для себя еще одно весьма прибыльное занятие. Через кого-то из своих бывших криминальных дружков он узнал, что собачьи бега, проходящие в южном Лондоне, «заряжены». С попустительства хозяина собаку-фаворита кормили мясными шариками с люминалом — лекарством против эпилепсии. Обладающий легким снотворным эффектом, люминал никак не сказывался на внешнем виде и поведении животного, пока оно не выходило на дорожку, где, пробежав полпути, фаворит резко терял скорость. Платя информатору, Чапмен узнавал, кто из собак получил снотворное, делал ставку на второй номер и получал значительный выигрыш, который и делил со своим криминальным информатором.
Как-то вечером, в августе 1944 года, Чапмен вернулся на конспиративную квартиру через несколько часов после назначенного времени радиосвязи, спокойно объяснив, что был на собачьих бегах. «Похоже, Зигзаг пошел к чертям собачьим», — поморщил нос его куратор, довольный произнесенной двусмысленностью. Чапмен, докладывал Райд, «выигрывает большие деньги, делая ставки на заранее предрешенные результаты бегов». На предъявление таких обвинений Чапмен зло отвечал, что лишь получает доход с информации, добытой по личным каналам, и что это занятие мало чем отличается от шпионажа. Разумеется, Райд считал иначе: «Обман букмекеров, стрижка купонов с грязной работы, проделанной другими, — все это никак не может считаться достойным занятием», — презрительно прокомментировал он.
Под давлением и с большой неохотой Мастерман и Робертсон признали, что Чапмен вскоре, вполне вероятно, «закончит выполнять свои задачи». Однако они колебались, не желая бросить его на произвол судьбы. Тар настаивал, что Чапмен «проделал отличную работу, проявив большую храбрость» и что, если его дело будет закрыто, о нем следует достойно позаботиться, «выплатив значительную сумму денег». С обычной для него добротой и заботливостью, Робертсон думал о том, удастся ли наставить Эдди на путь истинный, предложив ему легальную работу. Чапмену сообщили, что, «если у него будет какая-нибудь достойная идея для бизнеса, вполне возможно, ему помогут со стартовым капиталом». Он отнесся к этому с энтузиазмом, рассуждая о возможности открыть свой клуб в Уэст-Энде или отель в Саутэнде (по его словам, отель «Надежда корабля» был как раз выставлен на продажу), чтобы быть рядом с Фридой и Дианой. Райд же заявил, что для человека с таким богатым криминальным прошлым будет «пустой тратой денег» открывать какие-либо лицензированные заведения, поскольку полиция «непременно закроет их, как только узнает, кто стоит за этим бизнесом». Единственный способ сделать из Чапмена владельца отеля — это поставить в известность местного шефа полиции, объяснив ему ситуацию: «Если тот, невзирая на прошлое Зигзага, захочет дать шанс его предприятию — по крайней мере, пока дела там ведутся законным образом, — тогда Зигзагу стоит попробовать». Райд сомневался в том, что какой-нибудь начальник полиции согласится с подобным предложением, а также и в том, что Эдди сможет вести бизнес чистыми руками: «Мы однозначно не сможем финансово поддержать его, раз весь его опыт в бизнесе ограничивается махинациями на собачьих бегах».