— У него, или у вас?
— Перестаньте, полковник. Вполне естественно, ваша страна является для нас объектом заинтересованности и устремлений и определенный интерес ко всему, что происходит в России у нас, конечно, есть, но Мердок давно не является нашим агентом. Он уже несколько лет в свободном полете. Я бы даже сказал, в пике. И на борту этого ястреба отнюдь не гуманитарная помощь.
— Что же вы хотите от нас?
— Вам все равно рано или поздно придется взять Мердока в разработку. Если он попадется к вам в руки живым, то мне и моему руководству очень хотелось бы видеть его в одной из наших камер.
— Понятно. Что предлагаете взамен?
— Любую информацию по Мердоку. В допустимых пределах.
Свирский засмеялся.
— Моя благодарность будет безгранична в пределах разумного!
— Что вы сказали?
— Так. Непереводимая русская игра слов. Что то вроде: милая, я подарю тебе все звезды на небе, но почему ты опять купила себе такое дорогое платье?
Йорк забеспокоился:
— Но, я надеюсь мы понимаем друг друга?
— Конечно, конечно. Что я могу передать руководству в качестве первичной информации?
— То, что по нашим сведениям Дик Мердок чрезвычайно интересуется истребителем «Саблезубый». Он закупил для этой птички четыре ракеты класса «воздух-воздух».
— Даже так?
— Именно. Мы пытались предотвратить эту сделку, но нас постигла неудача.
Свирский замолчал.
— Вы слышите меня, полковник?
— Слышу. У меня есть к вам вопрос.
— Задавайте, отвечу.
— Около Сибирска находится миссия по охране окружающей среды. Ваши земляки, американцы. Что-нибудь известно про них? В частности про помощника руководителя миссии Манфреда Дарбана.
Теперь надолго замолчал Йорк. Потом Свирский услышал его протяжный вздох.
— Немного, господин полковник. В контексте нашего разговора только то, что однажды, будучи с миссией в Китае он был, с его слов украден какой то тайваньской группировкой и…
Свирский перебил его.
— Это мы знаем.
— Понял. Хорошо работаете.
— Спасибо. Ну, что же… Я думаю, что принципиальное согласие о сотрудничестве в этом вопросе вы получили. Если у вас больше ничего нет ко мне, то давайте попрощаемся. Наилучших пожеланий вам и господину Трентону.
— И вам того же… Еще один момент!
— Слушаю вас.
— Гоните вы от Сибирска этих миссионеров, полковник! Враз часть проблем решите. Пусть где-нибудь в другом месте свою любовь к зверюшкам демонстрируют.
Свирский хмыкнул.
— Не мешало бы, конечно. Только зачем головную боль себе наживать. Такой шум поднимется. Заголовки газет представляете? «Русские варвары снова демонстрируют свое истинное лицо!» «Империя зла возрождается!»
Йорк успокоил его.
— Общественное мнение предоставьте нам. Пусть только эти миссионеры попробуют рот открыть. Навсегда в Америке останутся.
Свирский съехидничал.
— А как же свобода слова?
Йорк объяснил.
— Про свободу я прочитал однажды хорошие слова германского идеолога прошлого века. Он сказал, что свобода это осознанная необходимость. Мне это очень понравилось. Представьте себе, что вы сидите в темном кинозале, где тысяча зрителей. И вам захотелось ни с того ни с сего закричать «Пожар!» Формально вы имеете право это сделать, но попробуйте только! Загремите лет на двадцать. Закон превыше всего, а не свобода.
Они попрощались и Свирский пошел в кабинет к генералу Рожкову, где шло совещание.
Здание на Лубянке, где располагалось ФСБ было старым, построенным еще во времена Иосифа Виссарионовича, но очень солидным и добротным. Добротность ему обеспечивали стены в метр толщиной, а солидность подчеркивали ковровые дорожки в коридорах. Ходилось тут мягко и неслышно, но все таки полковник Свирский сумел уловить за своей спиной легкие быстрые шаги и шопот. Он обернулся, но увидел только удаляющуюся спину какого то офицера и не придал этому значения. Мало ли какие дела у персонала?
Поднимаясь по лестнице он снова услышал шаги за спиной и неясное бормотание. Снова обернулся. Опять удаляющаяся фигура того же офицера. Свирский мотнул головой. Мерещится? Перетрудился он, что ли?
Когда то же самое повторилось в третий раз, полковник завернул за угол и остановился. Не прошло и минуты, как прямо на него выскочил адъютант генерала Рожкова Андрей и застыл, открыв рот. Свирский поманил его поближе.
— Ты, что, пасешь меня, что ли?
Андрей сделал возмущенное лицо.
— Ну как вы могли подумать, товарищ полковник! Я донесение генералу несу.
— Почему спиной вперед?
— Я не вперед! Я хожу туда сюда и никак решится не могу!
— Что, неприятности?
Андрей кивнул.
— Крупные?
— Так точно. Генерал сейчас в кабинете разнос устраивает по поводу убийства свидетельницы в Сибирске, а тут еще два трупа!
— Что, там же?
— В чем и дело! Он меня живым съест!
Свирский взял у него папку.
— Ладно, приму удар на себя. Блок сигарет в уплату. Годится?
Адъютант воссиял.
— Да хоть две, товарищ полковник! Спасибо вам огромное!
В кабинете генерала Рожкова шло совещание. Если так можно назвать присутствие нескольких офицеров, которые молчали в тряпочку, а генерал мерял широкими шагами поскрипывающий паркет и гневно выговаривал им.
— Как можно было позволить убрать единственного свидетеля!? Что теперь прикажете делать? На кофейной гуще гадать? Чем занимаются там ваши подчиненные? Они, наверное думают, что на курорт их отправили? Я вот пошлю их в качестве воспитательной меры в Чечню, в подсобные филеры для армейской разведки, вот тогда попляшут! Ну, что молчите? Языки проглотили?
Офицеры переглянулись и старший по званию, майор набрал побольше воздуха в легкие.
— Недочеты местного УФСБ, товарищ генерал. Вместо того, чтобы сразу переправить свидетельницу в Москву они на свой страх и риск начали следственные мероприятия. Провели несанкционированный нами допрос, не обеспечили должную охрану. Часть вины лежит и на них.
Генерал развел руками.
— Ну, конечно! С больной головы на здоровую вы все перекладывать горазды! Ничего, врежу и им. Что допрос сразу по горячим следам провели это хорошо. Но уж очень безграмотно. И что добились? Ни-че-го!
Свирский осторожно постучал и приоткрыл дверь. Рожков не глядя, через плечо рявкнул.