Водитель УАЗ-ика, естественно, принадлежал к Летчикам. Когда машина в лучших традициях американских блокбастеров не завелась ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего, он вылез из кабины, открыл капот и задумчиво уставился на радиатор, из которого свесилась тягучая сопля тосола. Соболь выждал минуту и вышел из машины.
— Ну, что там у тебя? Искра в баллон ушла? Скоро поедем?
Водитель шмыгнул носом.
— Неполадка. Свечи менять надо.
— А раньше ты чем думал?
— А я говорил начальству, что запчасти нужны! Как денег дать, так нет их, а как чуть что, сразу шофер виноват! Нет, чтобы…
Соболь махнул рукой и увидел Каленова, который торопливо шел к ним.
— Что удалось выяснить? Кто стрелял?
Не отвечая Соболь ответил вопросом на вопрос.
— Машина есть? Срочно надо. У нас адрес горит!
— Берите мою. Там, за КПП.
Особисты побежали за шлагбаум. Начальственный ГАЗ-ик фыркнул и помчался в Сибирск.
На площади перед пристанью были все те же. Дремали, свесив нос к кулечкам с семечками старухи, пьянчужка обнимался с полбутылкой дешевого портвейна. Оперативника нигде не было видно. Экипаж ГАЗика рассыпался по площади. Соболь подошел к киоску и подергал висячий замок.
— Заперто. Этот киоскер сегодня вообще на работу не вышел? Или кандидат увел его куда то, что ли?
Гром подключился к обсуждению возникшей проблемы.
— Так оно и есть. Парень молодец. Спрятал объект подальше от Дарбана и охраняет его. Я одобряю его действия. Представляешь, какое дерьмо могло получиться! Он стоит возле киоска, снайпер убирает его и получает доступ к киоскеру. Они где то прячутся.
Соболь остался недоволен объяснением.
— Я ему приказал по возможности взять Дарбана. Это был приказ и его надо выполнять. Пошли парочку ребят домой к киоскеру, а сам иди в кафе. Может официант что-нибудь видел.
Скучающий официант плевал на бокалы и натирал их до зеркального блеска грязным полотенцем. Увидев Грома он обрадовался ему как родному.
— Вам что то принести? У нас в продаже есть замечательное пиво с тайменем! После того, как появился холодильник, оно почти всегда холодное. Могу предложить водочки с салатиком. Есть пельмешки с хреном!
Гром прервал его любезности.
— На хрен мне нужны твои пельмени! Ты когда сменился?
— Я еще не менялся. С утра работаю.
— Тогда должен был видеть, что снаружи делается, так? Из твоей «кукушки» вся площадь как стадион светится.
Официант равнодушно пожал плечами.
— А я в окна не смотрю. Мне работать надо. Но если вас очень интересует, то конечно, можно вспомнить.
Он красноречиво потер палец о палец. Гром сунул ему под нос удостоверение.
— И без этого вспомнишь все как миленький! Шевели мозгами и побыстрее, пока я их тебе не вышиб!
Официант заметно поскучнел и поставил бокал на стойку.
— А вас конкретно что интересует?
— Конкретно меня интересует молодой парень, который полчаса назад должен был подойти к киоску.
— В сером пиджачке? Светленький?
— В нем. Белобрысый. Видел такого?
— Заметил. Приходил.
— Что он делал?
Официант воздел глаза к засиженной мухами лампе.
— Пришел, значит. Покрутился по площади. Подошел к киоску. Ему открыли. И он туда вошел. Все.
— А дальше что было?
— Потом через минуту вышел…
— Все понятно. Четверка тебе за сотрудничество. В рапорте отмечу. А полотенце постирай, вечером приду, проверю!
Гром направился к выходу. Официант плюнул на бокал и достал из-под стойки чистое полотенце.
— Вы меня не дослушали! Потом, через минуту из киоска вышел не киоскер и не ваш человек. Вышел другой мужчина.
Гром застыл на месте.
— Такой высокий, с длинными волосами. Он еще частенько за журналами приходил. Иностранец, кажется.
Гром пулей вылетел из кафе. Не останавливаясь пролетел мимо Соболя и одним ударом вышиб хлипкую дверь киоска.
— О, дерьмо!!
На полу фанерной будочки лежали два трупа. Киоскер, который словно защищаясь закрыл одной рукой лицо и кандидат по бегу, для которого этот кросс стал последним в жизни. Рядом с ним в луже крови валялся пистолет, который он, видимо выхватил, но выстрел произвести не успел.
К киоску подбежали остальные особисты. Повисло тягостное молчание. Наконец, Соболь произнес.
— Все ясно. Он пришел сюда, убрал киоскера, но уйти не успел. Увидел, что на площади появился ваш человек и стал ждать. Когда тот постучал, он открыл дверь и убил его. Потом ушел сам. Эх, кандидат…
Гром мрачно обвел взглядом площадь. Старухи по прежнему дремали, пьянчужка перевернулся на другой бок и покрепче прижал к себе бутылку.
— Что делать будем?
Соболь не замедлил с ответом.
— Рапорт об отставке писать. В деревню ехать курей разводить. После такого происшествия я ничего другого придумать не могу.
Гром представил себе деревенскую идиллию — полуразваленные хаты, непролазную грязь на дорогах, вонь от свинарников и его затошнило.
— Ну, нет! Ведь что то придумать можно?! Не раскисай, напарник!
— Что ты предлагаешь? Броситься в погоню за Дарбаном? Он уже далеко отсюда. Тайга большая.
— В лагерь миссионеров надо ехать. Провести там обыск и гнать их всех к чертовой матери!
— А санкция?
— К черту санкцию! Упустим время, еще хуже будет.
Соболь надолго задумался. Потом расправил плечи и торжественно произнес, принимая одно из самых главных решений в своей жизни.
— Сейчас едем в часть и берем «Урал». Загружаем в него роту солдат и отправляемся в лагерь миссии по охране окружающей среды. Делаем там шмон и всю конюшню — к американской матери. Зеленый им свет и попутного ветра в задницу. Пусть сворачиваются. На пароходе хоть вниз по реке, хоть вверх, только подальше от Сибирска. ВСЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ Я БЕРУ НА СЕБЯ!
Тентованный «Урал», под завязку набитый солдатами подъехал к лагерю в полдень. Взяв в кольцо поляну срочники с любопытством поглядывали на иностранок в шортиках и делились впечатлениями.
— Рыжий, Рыжий, смотри, вон та ничего! Во, жопа, блин! Такую бы нагнуть рачком! Говорят американки это любят!
— У них это запросто! Подходишь, говоришь «я тебя хочу» и делай с ней что хочешь!
— А ты откуда знаешь?
— Брат рассказывал. Он поплавал, посмотрел.