Из двенадцати карликов в живых остается лишь восемь. Из семи бойцовских псов – четверо. Объявляю короткую паузу, пока трупы животных не вытащат с ристалища. Кровь, бегущую настоящими ручьями, уже впору смывать из брандспойта. Смотрю на ее загадочные, неспешные потеки, ускользающие в канализацию. Представляю, как сыто отрыгивает дом.
Марина подает горячие блюда. Остальные помогают ей по мере сил, складируя грязные столовые приборы и выкладывая новые, меняя бокалы и стаканы, обновляя салфетки и тарелки. Гладиаторы-недомерки штопают раны, пьют воду или разбавленное вино и готовятся к продолжению безумия…
Держа планшет перед собой, будто щит, я иду к звериным коробкам. Никогда не боялся собак. Но сейчас меня отчего-то охватывает жесточайший, неуемный страх, приковывающий ноги к полу.
– Держись-ка подальше, – предупреждает один из карликов, подтаскивающих короба к арене. Акцент забавный, рыкающий, очень подходящий к хищному разрезу глаз. – Этим тварям только шанс дай…
– Сейчас выпускаем Нагайну, – осекаю его, нарушая последний приказ Эдика и даже не удосужившись взглянуть в бумаги. Но планшетом помахиваю. – Планы изменились.
– Она уже дралась, – злобно возражает плечистый коротышка, глядит недоверчиво и презрительно. Будто не собирается сойтись в схватке с запертыми в пластике зверьми, а является их любящим дрессировщиком. – И вообще, где Эдуард?
– Не твое дело, – говорю сухо, резко, по возможности властно, и лицо кета вытягивается. – Я вместо него. Исчезни, я должен осмотреть животных и принять решение.
– Мудак, – сплевывает тот, но в сторону отходит. – Что б тебя сожрали…
Собаки, почуяв мое приближение, начинают с новыми силами бросаться на дверцы и рычать. Все четверо, разом, словно самый дикий квартет на свете. Осматриваю задвижки. Осматриваю пространство за спиной. Оцениваю дистанцию, отделяющую псарню от стола и раздевалки.
А затем понимаю, что ждать больше нельзя.
– Денис?! – с недовольством интересуется Алиса, привставая с места и выискивая меня взглядом. – Можно продолжать!
– Хорошо! – с улыбкой – самой настоящей, искренней улыбкой – кричу в ответ. Лицо хозяйки вытягивается, когда она понимает, в какой части гаража я нахожусь. Глаза ее вдруг вспыхивают, как у ночной птицы, угодившей в луч фонаря. – Продолжаем!
Спешно обхожу клетки, втиснувшись между ними и холодной стеной.
Нагибаюсь, почти ложусь на ребристые крыши переносок. Замечаю, до чего же они неестественно яркие и нарядные. Синие, как околыш на фуражке сотрудника НКВД, среди ночи постучавшегося в квартиру…
Переваливаюсь через края. Открываю одну клетку за другой. Псы, почуяв человеческий страх в нестерпимой близости, беснуются все сильнее. Я срываю один замок за другим. Выдергиваю заслонки. А затем упираюсь спиной в леденящую серость бетона. И рывком толкаю клетки вперед, словно делаю самое необычное в жизни упражнение по накачке бедерных мышц…
Мне только кажется, но на короткое мгновение в гараже образуется полнейшая тишина.
Не слышно ни звона посуды, ни разговоров, ни скрипа кожи или лязга металла.
Все взгляды прикованы к нескольким пластиковым ящикам, медленно скользящим по полу в направлении хозяйского стола…
А затем псы вылетают наружу. Обезумевшие, вкусившие крови или только алчущие ее.
И тогда начинается ад, о котором я мечтал!
Первой истерично вопит Марина, с грохотом роняя тяжелую утятницу и обливаясь соусом.
Валька Чумаков подпрыгивает, словно ему дали пинка, и замирает, глядя на западную металлическую дверь со сломанным ключом в замке.
Покер, оборачиваясь через плечо, стонет и машинальным жестом отправляет старенькие очки на лоб.
Пашок соображает чуть дольше других. Его рот лишь начинает отвисать в закономерном, но еще не рожденном вопросе: «Что за херня»?
Алиса становится угловатой. Ее словно нашпиговывает огромными спицами для вязания. В этот момент мне кажется, что сейчас она сбросит человеческую оболочку, приняв истинный монструозный облик. Вместо этого хозяйка хватает со стула Колюнечку, оттаскивая в сторону и заслоняя мальчика собой.
Петя кулем обмирает в моторизированном кресле, будто хочет потерять сознание. Но уже в следующий миг скалится хищной тварью. Отвратительной настолько, что я, даже будучи бойцовским псом, нападать бы не стал.
Жанна брезгливо морщится. Спокойно, будто ничего не происходит, ставит на стол винный бокал, но так, что у того отламывается толстая хрустальная ножка. Я замечаю, какие огромные у нее ногти… когти… нечто, выпирающее из кончиков пальцев… и совсем не завидую собаке, выбравшей ее целью.
Колюнечка сначала рукоплещет и радостно вопит. Затем его сгребает в охапку мать. Он вдруг осознает, что в этот раз иметь дело придется вовсе не с беззащитным пони. Кривится, готовый заплакать.
Константин рывком встает со стула. Два софита над его головой взрываются с резкими, неприятными хлопками.
– Тебе не уйти… – одними губами шепчет он.
Слышу это, даже несмотря на разделяющее нас пространство.
Полумрак, окруживший хозяина дома, густ и непроницаем, словно того осветили из антифонаря, генерирующего темноту. В ней горят алые глаза мужчины, и я успеваю заметить, как один из ротвейлеров со скулежом меняет направление атаки.
Кеты и другие коротышки делятся на две группы. Первая к происшествию не готова совершенно, впадает в панику и бегство. Они пытаются забраться на шкафы, спрятаться внутри арены, убежать от четвероногой смерти. Вторая – в нее входят Рыжий Гном и еще двое неизвестных мне бойцов – подхватывает оружие и готовится к драке.
Виталина Вороновна, подслеповато щурясь, смеется в переплетение теней, скрывающих меня. Словно видит. Словно знает. Словно понимает и одобряет…
Убедившись, что собаки не обернулись против своего освободителя, скольжу вдоль стены. Выхватываю пистолет, хотя и понимаю, что пользы от него наверняка не будет. Прячу обратно, но теперь за пряжку.
Уже перед юго-восточной дверью, взмывая на трехступенчатую лесенку, я нагибаюсь. За спиной крики, рычание, стоны и вопли о помощи, испускаемые кем-то из слуг. Нащупываю замаскированный конец ребристого шланга, пропущенного вдоль стены гаража. Выхватываю из кармана зажигалку, зубами тяну из полиуретановой змеи пробковую затычку. Бросаю шланг на ступени, позволяя горючему свободно вытекать.
Опускаюсь на колено и чиркаю кремниевым колесиком. Главное, чтобы внутри остался воздух, иначе…
Это куда сложнее, чем в фильмах, где для подрыва бензоколонки достаточно спички или искры, высеченной пулей. Это куда страшнее, потому что звуки битвы за моей спиной нарастают, приближаются. Чумаков и Покер пытаются выбить дверь с испорченным замком. Кресло Пети опрокинуто таранным ударом, толстяка терзает питбуль. Старухи не видно, как и Пашка. К двери ковыляет раненый кет. Большего заметить не успеваю…