Когда Лок снова включился в погоню, агент Бюро уже сворачивал за угол. Подбегая следом, поворачивать сразу Лок не решился: там его наверняка мог поджидать Коберн, и разумеется, с пистолетом. Он лишь на мгновение высунулся, но опасения оказались излишни: Коберн, чья спина мелькнула в отдалении, уже бежал мимо лифтов к лестнице.
На волне адреналина метнулся к лестницам и Лок. Выскочив через дверь, он перегнулся через перила: Коберн уже успел спуститься на значительное расстояние. Тогда Райан остановился, наблюдая за продвижением преследуемого, а сам выжидал нужный момент, мысленно молясь о том, что Коберн, когда добежит до нижнего этажа, не нырнет в коридор сразу, а еще появится внизу на площадке.
Свой «ствол» Лок уставил перед собой и спустил курок. Тесное пространство лестничного колодца огласил гул эха, усилив звук так, что в ушах зазвенело. Этому единственному выстрелу откликнулся гортанный крик боли; Коберн повалился на площадке второго этажа.
Райан припустил вниз через две ступени. Видно было, как враг лежит растянувшись, а пистолет валяется в трех шагах, и он не может до него дотянуться. Из правой стопы, куда попала пуля, обильно текла кровь. От боли Коберна мотало туда-назад. Наконец, повернув голову, он поглядел на Лока и сказал:
– Тюрьма – не так уж плохо.
Райан, запыхавшись, стоял, оглядывая лестницу. Они были здесь одни. Ни камер слежения, ни даже случайных свидетелей. Если кто-то что-то и видел, так это двоих вооруженных мужчин, которые бежали и стреляли друг в друга, а затем канули в лестничном колодце.
– Думаешь, я собираюсь тебя сдавать? – спросил Лок.
Коберн косо пожал плечами – дескать, кто тебя знает – и обеими руками схватился за окровавленную ногу.
– Ты просто бойскаут какой-то, Лок, – вымученно сказал он. – Браться за такое зряшное дело, кому это было надо? Зачем ты вообще взялся за это задание Джалисии, которое, кроме как самоубийственным, и не назовешь? Тоже мне, альтруист выискался…
Райан приблизился на шаг. Затем еще на один. Рана на ноге Коберна была болезненной, но не настолько, чтобы его из-за нее приканчивать. Даже близко. Мысленно Лок еще раз прокрутил всю хронику этих событий и вздохнул. Лестничные своды всходили над ними зиккуратом. Откуда-то сверху холодно веяло сквозняком. Мысленно Лок вновь перенесся на ту поляну, где Кена Прэйджера, изувечив, заставили наблюдать за казнью его жены и сына.
Для Райана не было вопросом, заслуживает ли Коберн смерти. Безусловно, заслуживает. Вопрос в том, может ли он, Лок, хладнокровно убить человека? Даже такого, как Коберн. Если взять и убить, это было бы переходом границы, за которой уже совсем иные дали. И если эту линию перейти, то возврата уже не будет.
Он сверху вниз взирал на искаженные болью черты Коберна, который корчился сейчас возле его ног. Подумалось о Тае, что беспомощно лежал на пыльном дворе «Пеликан Бэй». О том, как Рипер с Филеасом уже за цвет кожи считали его недочеловеком.
– Видишь ли, – выговорил Коберн, стягивая носок, чтобы лучше рассмотреть свою рану; при этом на щиколотке обнажился миниатюрный окровавленный трилистник. – Бойскаутом ты был, бойскаутом и… В общем, убогого и могила не исправит.
Непонятно даже, скрытый ли символ «Арийского братства» на щиколотке или эта скабрезная, перемешанная с болью ухмылка всколыхнули душу Лока, но что-то в нем явно подвинулось. Медленно-медленно он возвел пистолет так, что тот оказался уставлен Коберну между глаз.
– Скажу тебе то, – произнес он негромко, – что я сказал Риперу на том самолете, когда мы с ним летели из «Пеликан Бэй». Я работаю не на копов, и не в службе маршалов, и не на ФБР. Я частный подрядчик со своим рабочим графиком и отчитываюсь только перед самим собой.
Коберн моргнул, и маска горькой насмешливости на его лице переплавилась в неприкрытый страх.
– Ты не посмеешь, – выговорил он.
Указательный палец Райана с неумолимой плавностью нажал на спуск, и пуля шарахнула Коберну прямо в лицо. Левая рука агента конвульсивно дернулась, шею с головой крутнуло назад, и он растянулся недвижимо.
Гром выстрела многократным эхом разнесся по пустой лестнице, медленно растворяясь. Оставался лишь смутный звон в ушах. А на него наслаивался отдаленный вой сирен, от которого в груди с новой силой заколотилось сердце.
– Надо же, сделал, – одними губами вымолвил Лок и, повернувшись спиной к скрюченному трупу, побрел по лестнице вверх.
Райан и Кэрри рука об руку взошли по ступеням собора Божественной Благодати, из-под сени готического фасада попав в прохладу нефа. Идея визита принадлежала Кэрри, чтобы им перед возвращением домой пройти через некое завершение (Лок был признателен, что она не облекала это в слова).
Последние несколько дней являли собой бесконечную вариацию одного и того же набора вопросов. Ответы Лока изменений не претерпели. Постепенно и при отсутствии энтузиазма публично копаться в грязном белье АТО вопросы эти отпадали, истончаясь до дальних отзвуков, покуда Райан, наконец, не остался лишь в обществе своих собственных мыслей.
В структуру собора был встроен лабиринт из известняка. В отличие от лабиринта, состоящего из ходов и тупиков, этот больше походил на сад расходящихся тропок. Идешь себе до центра, находишься там, сколько тебе нужно, а затем возвращаешься тем же маршрутом.
Высвободив ладонь из руки Райана, Кэрри отступила на шаг назад.
– Ты не хочешь пройтись по нему со мной? – спросил он ее.
Женщина покачала головой.
– Если понадоблюсь, ищи меня вон там, – она кивнула на освещенный люстрами боковой притвор.
Лок, тайком любуясь, смотрел ей вслед. Спокойная, уравновешенная. Самая драгоценная из всех женщин, каких он когда-либо знал. В дни, что минули после тех последних минут наедине с Коберном, она оставляла за Локом право на молчание, давая понять лишь взглядом, лишь нежным прикосновением, что если ему захочется что-нибудь сказать, поделиться, она с радостью выслушает, но ни в коем случае не будет его к этому принуждать. Похоже, Кэрри понимала, что для него нет ничего отрадного в отнятии чьей-то жизни, нет бередящего волнения в металлическом запахе крови, что затопляет ноздри, нет вожделения в нажатии спускового крючка.
Чувствуя себя слегка скованно, Лок ступил в лабиринт и не спеша принялся его обходить. Прошедшая неделя дала ему время поразмыслить о пути, избранном им в жизни, о местах, куда она его заносила, и о том, что лучшего и худшего раскрыла ему она в человеческой натуре.
Даже со всем своим недюжинным опытом он оказался не готов к тому, чтобы стоически воспринять мучительную смерть Кена Прэйджера и его семьи. Ничто не сотрет из его памяти образ Тая, неподвижно лежащего на дворе «Пеликан Бэй». Равно как и мятущиеся огоньки страха в глазах Коберна при виде того, как он медленно нажимает на скобу. Все это он отныне обречен носить в себе, вероятно, до конца жизни.