Подходит к Свердлову, берёт его под локоток и ласково почти на ухо:
– Яков Михайлович, требуется твой бархатный бас. Поговори с ректором университета. Студентов на демонстрации надо отпускать. Вот адресок и сведения об этом деятеле.
– О! Феликс! – Иоффе обнимает Дзержинского. Тот в длинной кавалерийской шинели нараспашку. Под ней солдатский мундир, – Ну, просто бывалый солдат!
Подбегает рабочий:
– Товарищ Иоффе, Мы с завода «Русский Рено». Пришли за оружием!
– Так. В Кронкверский арсенал! А почему так поздно получаете винтовки?
– Да понадеялись на оружейный завод. А там раздали…
– Тогда торопитесь. А то опять из-под носа уведут. Дорогой Бонч с Бруевичем, выпиши им требование!
– На триста! – говорит рабочий.
– Почему триста? Если я не ошибаюсь, у вас же три тысячи рабочих. Так что хотя бы пятьсот надо освоить. И патроны. Всё в арсенале. Что значит, вас не пустят. Посмотрите на свой бравый вид. Вот вам для подкрепления пара бравых моряков с линкора «Заря Свободы». С ними!
Налетает следующий проситель. Иоффе отфутболивает его к Подвойскому.
Тут перед ним возникает, как всегда навеселе, американский журналист Джон Рид43 со своей боевой подругой Луизой Брайант44.
– О, мисс Луиза! О, мистер Джон! Чудновский, возьми на себя Америку и, я прошу тебя, не злоупотребляй виски!
Протискивается сквозь толпу в коридоре. Спускается в столовую Смольного.
Огромный гулкий зал в махорочном дыму, пропахший щами. За всеми столами едят. Солдаты, рабочие, матросы.
К Иоффе с почтением подбегает повар – толстый человек в когда-то белом, а ныне замызганном халате. На голове поварской колпак:
– Был неправ вчерась, господин Иоффе!
– Товарищ… – поправляет Иоффе.
– Вот и говорю, товарищ Иоффе, неправ был! К вечеру аж шестнадцать пудов мяса! И капусты… Навезли! Завались!
– Просто надо вовремя ставить вопрос. Кормите, товарищ Егоров. Всех! И строго своим работникам… Руки мыть! Нам дизентерия не ко времени будет.
Иоффе выходит в парк за зданием Смольного. Пересекает его и выходит на тихую улочку. Здесь он уже не торопится. Такой себе преуспевающий делец гуляет по осеннему Петрограду. Заходит в маленький уютный ресторанчик.
Иоффе садится за угловой столик, заказывает кофе и блины с икрой. Пока он ждёт, перед ним неожиданно присаживается на свободный стул юркий люмпен:
– Здоров, дядя! – показывает наган. – Тихо! Кошелёк на стол, а то «раз и ваши не пляшут».
Иоффе спокойно смотрит на грабителя:
– В марте «откинулся»? «Птенец Керенского»? Ох, не туда ты залетел, птенец. Извинись и дуй!
– Ты не понял, дядя. Считаю до трёх.
– Начали! Раз! – Иоффе неожиданно для своего крупного тела ногой подсекает стул. Уголовник падает. Иоффе садится на него и выворачивает из руки наган.
Тут же набегают официанты. Уголовника выносят, а Иоффе приносят кофе и блины с икрой. Иоффе, как ни в чём не бывало, ест, поглядывая в окно.
На углу напротив ресторана останавливается автомобиль.
Иоффе подзывает официанта, расплачивается. К нему подходит хозяин ресторана:
– Вы уж извините, господин Иоффе. Большой недогляд. Большой. Но уже так получил, что забудет дорогу, наглец.
Иоффе выходит, садится в автомобиль. За рулём гауптман. Здороваются.
– На что жалуется больной? – улыбается гауптман.
– Саботаж офицеров эскадры. Заперли Гельсинфорс. А нам для шухера матросы нужны в больших количествах. А устойчивой связи с Советами нет. Ни в Гельсинфорсе, ни в Кронштадте. Всё с оказией посылаем. В письменном виде. Пакетами. С оказией и получаем.
– А радио?
– Радио в Главном штабе и в военном министерстве. А туда мы ещё не добрались…
– Понял. Что ещё?
– Что-что… А не завалялся ли у вас в кармане какой-нибудь линкорчик? А то как-то солидности не хватает. В Кронштадте только миноносцев пара. А нужно что-то такое увесистое.
Гауптман задумывается. Потом спрашивает:
– У вас есть часок?
Гауптман выходит из машины, проверяет переднее колесо. Это, видно, сигнал.
В автомобиль на заднее сидение как бы ниоткуда плюхается Лёха. Авто трогается.
Мелькают пейзажи осеннего Петрограда. Ворота верфи.
Охрана. Гауптман высовывается, предъявляет мандат:
– Особый уполномоченный Временного правительства. Едут по территории верфи.
– А сейчас закройте глаза, господин Иоффе – просит гауптман.
Машина останавливается. Гауптман выводит Иоффе с зажмуренными глазами, помогает ему сделать пару шагов:
– Открывайте глаза!
Иоффе поднимает голову. Он ошеломлён. Над ним высится громадный линейный корабль.
– Крейсер «Аврора». На плановом ремонте. Уже с год.
– Калоша! – ласково произносит Лёха.
– Ну, калоша, не калоша… Крейсер! – говорит гауптман.
– О! Ах, какой подарочек! Заверните! – смеётся Иоффе.
– Это не я! Разрешите представить, Лёха! Он заметил. Не знаю, чтобы вообще я без него делал бы.
– Да бросьте, Франц Иванович. Я вам по гроб жизни обязанный. – говорит Лёха.
– Так что же мои оболдуи не… – удивляется Иоффе. – Ведь под носом такая махина стоит!
– А потому что оболдуи. Это же душевная лодочка, – говорит Лёха. – Вон пушечки родные… Я ведь вообще комендор. С линкора «Императрица Мария». Меня, когда рвануло, Франц Иванович, как кутёнка из воды выволок.
Иоффе смотрит на гауптмана. Вот ведь – рвануть корабль с двумя тысячами матросов на борту немецкий диверсант мог, рука не дрогнула, а парнишку пожалел. Спас. Проходят по трапу. Гауптман вызывает через дневального матроса капитана крейсера в ремонте – молоденького лейтенанта Николая Адольфовича Эриксона45
Показывает ему мандат Временного правительства.
Идут по палубе. Огромный пустой корабль. Тут и там доски, трубы, банки с краской. Ремонт – он и есть ремонт.
Проходят через кубрик. В углу гора мешков. Один порван и из него вывалились бескозырки с ленточкой «Аврора». Капитан ловит удивлённые взгляды гостей:
– Прислали. Новенькие. Недоразумение! Ведь когда ещё вступать в строй. У меня команда сорок человек всего. А здесь на 570 голов.