— Он такой старый, что никто уже не знает, кто его построил, — сказал Франсиско. — Говорят, здесь жили двести тысяч человек. В пятисотом году нашей эры он был больше Рима.
Корал посветила фонариком на карту.
— У них был культ Венеры, и они поклонялись «Великой Богине». Возможно, это богиня любви.
— Это ты — богиня любви, — сказал Франсиско. Он хлопнул ладонью по спинке переднего сиденья. — Пор фавор.
Когда «Хаммер» остановился, он помог ей выйти и повел к стене, накрытой крышей из гофрированного железа. Включил фонарик и осветил прекрасное стилизованное изображение припавшего к земле ягуара.
— Они рисовали фрески, — сказал Франсиско. — Разрисовывали здания, полы, стены, все. — Он взглянул на часы. — Пойдем, уже поздно.
Они вернулись в «Хаммер», поехали дальше, к Пирамиде Солнца, и остановились у площади перед ней, ниже уровня земли. Выйдя из машины, Франсиско сказал:
— Вот то, что ты хотела. Вот куда мы пойдем. Нам предстоит подняться по ста сорока восьми ступеням.
Корал посмотрела вверх, но не испугалась. Она чувствовала невероятный поток энергии, идущий от пирамиды.
Франсиско жестом позвал своих людей.
— Пер фавор, амигос.
Они подхватили одеяла и сумки, а он взял ее за руку и повел вниз по лестнице на площадь, мимо платформы в ее центре, на которой когда-то, должно быть, стояло здание. Франсиско не остановился у подножия пирамиды, а сразу же стал подниматься. Уступы пирамиды вели к вершине, которую не видно. Хотя Корал имела ноги танцовщицы, она вскоре запыхалась, поднимаясь наверх.
Он позволил ей недолго передохнуть на первом уступе, потом схватил за руку и продолжил подъем. Корал судила о том, как высоко они поднялись, по своим легким, которым не хватало воздуха, и не смотрела вниз. На каждом уступе Франсиско давал ей передохнуть, и она прижималась к камням, боясь скатиться вниз и разбиться. Она с трудом шла вверх, но в душе клялась, что не станет рисковать жизнью, когда ей в следующий раз вздумается испытать Франсиско.
Когда они достигли вершины, Корал с трудом подошла к одеялам, которые уже расстелили его люди, и, тяжело дыша, легла на спину. Франсиско, казалось, даже не запыхался. Он приподнял ее голову и влил ей в рот воды, побрызгал водой лицо, а потом распахнул рубашку и освежил шею и верхнюю часть груди.
Бесконечное звездное небо и ночная темнота обрамляли его лицо.
— Теперь ты чувствуешь себя девственницей? — спросил он.
Корал фыркнула:
— Смотря в каком смысле. А тебе хочется принести жертву?
Она перевернулась на живот и посмотрела вниз, на Дорогу Мертвых. Вид был сказочный: залитая светом луны панорама разрушенного города на фоне неба. Корал могла себе представить, что жрец здесь чувствовал себя настолько подобным богу, что присваивал право отнимать жизнь у людей.
— Спой мне серенаду, Франсиско, — попросила Корал. — Спой мне на этой бессердечной пирамиде.
Она ждала, не глядя на него. Он запел по-испански «Yo soi mexicano» [49] .
Я — мексиканец,
И этим горд.
И жизнь, и смерть
Презирает мой род.
Я — мексиканец,
Нет правды нигде,
И как Куаутемок,
Когда я в беде,
Перед тем, как упасть,
Я смеюсь и бью…
Но больше всего
Я влюбленность люблю.
Я — мексиканец,
Задирист и горд!
Корал рассмеялась и покачала головой.
— Как романтично.
Она села и закуталась в одеяло. Под одеялом начала расстегивать рубашку, расстегнула молнию на брюках, сняла сапоги. Франсиско сначала наблюдал за ней, потом повернулся к корзинке для пикника и начал доставать оттуда провизию. Откупорил бутылку и налил в бокал кроваво-красного вина.
— Это редкое вино из мексиканского винодельческого хозяйства Монте Ксаник, расположенного в Бахас Вале де Гваделупе. Многие о нем говорят, но немногим посчастливилось его пробовать.
Корал легла и сбросила одеяло, расставив руки и ноги, как, по ее представлениям, лежали девственницы.
— Выпей его с моего тела.
Франсиско удивленно поднял брови. Протом налил тонкой струйкой вина в ее пупок и любовно втянул его — губы впервые прикасались к ее животу. Он шептал свои обычные ласковые непристойности.
Корал руками возбуждала его, потом прекратила и снова завернулась в одеяло.
На этот раз Франсиско казался таким разъяренным, что она ненадолго испугалась, что станет современной жертвой Теотиуакана. Он в гневе выплеснул из бокала на траву драгоценное вино.
— Почему ты так себя ведешь, Корал? Ты подобна могиле! Я погребен в тебе! В чем дело?
Она подумала о том, что патологические выражения Франсиско похожи на саму Мексику — полную жертвоприношений, завоеваний, погибающих героев и исчезнувших богов.
— Налей мне в бокал этого редкого вина, Франсиско. Мне нужно сказать тебе кое-что.
Он вздохнул, налил вино и сел на одеяло, обреченно глядя в небо.
— Что я здесь делаю, в глухую ночь?
— Луису необходимо, чтобы ты кое-что сделал. Это для орлов и для народа.
Он настороженно посмотрел на нее.
— Что? Почему он мне не сказал?
— Он сказал, что ты откажешься.
— Понимаю. И ты должна меня убедить.
— Да, — прошептала она. — Франсиско, мне нужно знать. Был ли он прав, думая, что я смогу? Проститутка, такая женщина, как я?
— Ложись, — приказал он.
Корал опять откинула одеяло и легла.
— Да, — выдохнул он. И поцеловал ее в губы. — Я сделаю все, что угодно.
— Даже похитишь человека?
Он замер.
Корал поцеловала его, ее язык проник в его рот. Когда он тяжело задышал, она остановилась.
— Луис сказал, что ты больше этим не занимаешься.
— Уже много лет. — Франсиско начал раздеваться.
— Это в Нью-Йорке.
Он лег на нее сверху. Она поняла, что победила, когда он не сказал «нет».
Чтобы скрепить сделку, Корал прошептала:
— Сегодня ночью, Франсиско, ты можешь делать все, что захочешь, со своей «putita». Даже…
Франсиско застонал, когда она шепотом назвала ему те интимные ласки, в которых отказывала ему.
Он встал, открыл ей рот и лил туда кроваво-красное вино, пока она не рассмеялась, опьянев. В наказание за то, что она заставила его ждать, он положил ее на жертвенный алтарь, сооруженный из их коробок и одеял, и стал терзать ее плоть губами.