Плохая мать | Страница: 38

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Что вы от меня хотите? – спрашивала моя мама.

– Мне нужна ваша консультация, – отвечала Ирина Валерьевна.

– Приходите на прием.

– Нет, я не хочу официально...

Я села на пол в коридоре и слушала.

У Ирины Валерьевны появился «ухажер», как она его назвала – немолодой, женатый нефтяник. Олег Иванович. Примерный семьянин. Они познакомились на концерте в Доме культуры. Олег Иванович вручал дипломы, Ирина Валерьевна отвечала за музыкальную программу – «Лунная соната», «Полет шмеля», песня о Ленине, детский хор... В музыкалке все были уверены – Ирина сама его соблазнила. А он... что с мужика взять? Олег Иванович не рассчитывал на продолжение знакомства. Он вообще не понял, как в квартире у музычки оказался. Нет, помнил, что директор ДК накрыл стол в кабинете, что там все собрались после концерта на «неофициальную» часть. Выпили много. Он бы ее и не вспомнил. Сказать по правде, и не вспомнил, когда Ирина через несколько дней появилась у него на работе. Ну и слово за слово, Ирина Валерьевна в блузке прозрачной, он опять пошел.

– Она его не выпустит, раз схватила, – говорила наша хоровичка, отхлебывая тройной, – ей терять уже нечего. А он ха-а-ароший мужик, если разобраться! Только тряпка. И кобель. Нет, сначала кобель, а потом тряпка! Где б мне такого найти?

Кстати, жене Олег Иванович признался сам. Чтобы от него узнала, а не от чужих людей, когда на него уже соседи коситься начали. Жене обещал, что бросит музычку. На коленях в любви клялся.

И что? Обычная история, казалось бы... Обещание не сдержал, любовницу не бросил. Развод, дележ имущества... Все было бы именно так, если бы не законная супруга, которая на собственной кухне отравилась газом.

Тут уже вся музыкалка гудела.

– О Господи! Зачем же? Ну, всякое бывает в жизни, – говорила, заламывая руки, учительница по сольфеджио.

– Она детей не могла иметь. Лечилась, чего только не испробовала – к камням прикладывалась, к источникам целебным ездила. Все без толку, – отвечала хоровичка, в то время почти не просыхавшая. – А наша-то, Ирина, ей звонила и рассказывала, как она ребенка Олегу Ивановичу родит. Да какого именно. В красках описывала. Вот у той бабы нервы и не выдержали.

Олег Иванович жену похоронил и... женился на Ирине Валерьевне. Она переехала к нему и даже ремонт не сделала. В той же духовке, куда покойница голову засунула, пироги пекла.

– А он? Как он мог позволить? – продолжала заламывать руки педагог по сольфеджио.

– Мужик. Что ты от него хочешь? Его кормят, в постель пускают. Чего еще надо? – отвечала хоровичка.

Соседи тоже посудачили да замолчали. Привыкли.

Моя мама понадобилась Ирине Валерьевне для оформления имущества. У Олега Ивановича была квартира на Большой земле, в которой жила его сестра. Ирина Валерьевна, мечтавшая вернуться на Большую землю, хотела узнать, можно ли ту сестру куда-нибудь выселить...

Она продолжала работать, но мыслями была уже там, на Большой земле, в Ленинграде, откуда был родом Олег Иванович. Поэтому на коллег смотрела другими глазами и с другого ракурса – свысока. Школа опять готовилась к концерту в ДК.

Хоровичка уже совсем не просыхала. Учительница по сольфеджио водила с нами хороводы и репетировала новую песню о Ленине. Она ее так пронзительно пела, что вся музыкалка замирала и обливалась слезами, веря, что Ленин всегда живой и что он всегда с тобой.

– Я вот, знаете, чего не пойму, – сказала она хоровичке, – как можно на той же плите готовить? Стоять и суп варить? Скажите мне – это нормально?

– Я не знаю... я уже ничего не знаю... – ответила хоровичка.

– А знаете, я, если честно, ее боюсь... – продолжала педагог по сольфеджио.

– Выпей, легче будет... – протянула ей сумочку хоровичка.


Наша коммуналка была идеальной по сравнению с остальными соседями – трехкомнатная квартира на троих. Одну комнату занимали мы с мамой, во второй жила Аня, в третьей – дядя Юра.

Аня была смешная. По ночам она тихо открывала дверь и на цыпочках прокрадывалась на кухню. Босиком. Тапочки держала в руках. Вставала на пороге и с громким победным криком: «Ага! Испугались? Стоять!» включала свет. Стоять должны были тараканы, которые разбегались по углам. Менее проворных она била тапками, орудуя двумя руками. После первого боя выключала свет, выходила в коридор и продолжала топать на месте, как будто уходила. Выжидала минут пять и вновь врывалась на кухню с теми же криками.

– Тихо, а то они услышат, – прижимала палец к губам Аня, если мама выходила в этот момент из комнаты.

Аня не только охотилась на тараканов, но и «занимала» продукты – холодильник был общий. Доставались продукты тяжело, поэтому мама проводила дознание.

– Анька, где курица? В морозилке лежала, – спрашивала мама.

– Какая курица? – таращила глаза та и торжественно заявляла: – Наверное, кто-то украл.

– Кто?

– Понятия не имею!!! Слушай, точно, я вспомнила, форточка была открыта.

– При чем тут форточка?

Разговор продолжать было бессмысленно – Аня никогда не признавалась. У меня она воровала шоколадные конфеты. Я даже специально оставляла одну на столе и выходила на секунду. Возвращалась – конфеты не было. Аня ее дожевывала.

– Где моя конфета? – спрашивала я.

– Не знаю, малыш, – отвечала она, сглатывая остатки.

Когда мама уезжала в командировки, за мной присматривала Аня. Хотя еще неизвестно, кто за кем присматривал.

Дядя Юра появлялся редко и ненадолго – его комната чаще всего стояла закрытой. Он был профессиональным вором. Приезжал из мест лишения свободы и сразу же отправлялся в ванную. Лежал там долго. Аня надевала красивое платье и делала прическу. Мама варила борщ. Я наливала чай в чашку, размешивала сахар и остужала – дядя Юра не любил горячий. Он выходил, садился за стол и ел. Все тоже сидели за столом, молчали и смотрели, как он ест. Это был такой ритуал.

А потом он грабил квартиру и опять отправлялся в тюрьму. Маме после «дела» всегда приносил бутылку ликера или вина из бара в ограбленной квартире, Ане – что-нибудь из косметики, а мне – конфеты или игрушку. Когда его уводили в наручниках, он гладил меня по голове и говорил: «Веди себя хорошо. Не хулигань». Я обещала. Аня каждый раз рыдала, заламывая руки, как будто уводили ее мужа.

– ...Ольчик, привет! – заскакивала к нам она. – Умоляю, давай кофейку попьем, очень надо!

– Ань, не до тебя сейчас. Я исковое пишу.

– Ольчик, пожалуйста!

С Анькой было бесполезно спорить. Мама доставала джезву, варила кофе, разливала по чашкам. Аня сидела за столом и торжественно отпивала несколько глотков. Молчала. Допивала, переворачивала и не мигая смотрела на расплывающееся по блюдцу озерцо.

– Ну, что там? – спрашивала она, когда мама брала чашку и рассматривала узоры на дне. – Говори мне все как есть!