А когда все родственники стали один за другим подходить к телу и прощаться, нервы его не выдержали, и Валик потерял сознание. Он чудом не упал на гроб, и его едва успел подхватить дядя Светланки. Обморок был настолько глубоким, что пришлось вызвать врача, а гроб погрузили на катафалк, и процессия отправилась на кладбище. Так что хоронили Свету уже в его отсутствие.
В ту же ночь она пришла к нему. В обгоревшем, грязном платье, пропахшем машинным маслом и копотью, с пустыми глазницами и раззявленным ртом. Она схватила Валика за руку своими обгоревшими пальцами и потащила куда-то в темноту.
Утром он сходил в церковь, но ночные кошмары повторялись с пугающей периодичностью, как месячные у женщин, и Валик начинал всерьез подумывать о визите к психотерапевту, как сны неожиданно прекратились. Вплоть до сегодняшнего дня…
* * *
Эд дремал и видел Татьяну. Она была такой же, как в тот день, когда они еще встречались. Юная, веселая, с живыми, смеющимися глазами, рыжими волосами, худенькая, в плотно облегающих джинсах. Они стояли на вершине какой-то скалы и осыпали друг друга страстными поцелуями, но вдруг острые зубки Татьяны сильно укусили его за губу, потом еще раз… Она смеялась, и он тоже, не обращая внимания, что из глубоких порезов на его лице ручьями течет кровь… Было совсем не больно, но когда он всмотрелся, то обо млел — вместо его любимой Тани на него, глумливо ухмыляясь, смотрело тупое рыло громадной акулы. Жабры медленно подрагивали в такт зловонному дыханию, меж треугольных зубов застрял какой-то гниющий кусок мяса, с них клейкими капельками стекала морская слизь, а на одном зубе намотался кулон, тот самый, который висел на шее Папаши Дриппи…
Он проснулся, сначала не понимая, почему вокруг такая темень и отчего так холодно. Рядом, обхватив руками бочонок, дремала Татьяна. Она дергала плечом и что-то тихо вскрикивала.
Эд огляделся. Прямо над ними серебряной монетой зависла луна, прохладная и насмешливо-игривая, затейливые блики, словно зеркальные осколки, вымостили бледно-желтую дорожку до самого горизонта.
Эд пересчитал их маленькую группку. Все на месте, и он немного успокоился. Его тревожило лишь одно — акулы.
Рядом раздался тихий всплеск. Рыба, наверное, решил Эд. Ему захотелось пить, но он решил потерпеть. Хотя, если завтра их не найдут… придется пить морскую воду. Впрочем, это все равно не спасет. Второй ночи в воде их организмы не выдержат, поэтому он очень рассчитывал, что кто-то их подберет.
Он посмотрел на серебристую дорожку и едва сдержал вопль — метрах в десяти от них из воды торчал громадный плавник. И хотя лунного света было недостаточно, чтобы хорошо его разглядеть, Эд не сомневался, что это та самая акула, Локхом, — и она вернулась. Он даже потер глаза в надежде, что плавник ему померещился. Но нет. Он был на месте и медленно двигался по кругу.
Первой его мыслью было разбудить товарищей. Однако, подумав, Эд отказался от этой мысли. Наверняка начнется паника, и тогда им точно всем кранты. Он медленно, стараясь не делать резких движений, опустил руку в воду и отцепил пакет, где хранились все их ценности. Из пакета он извлек фонарь и, передвинув рычажок включателя, направил луч вперед. Рука его чуть дрогнула — плавник был белым.
Он тверже обхватил гарпун, так, что заболели подушечки пальцев, сморщенные от долгого пребывания в воде. Помедлив, плавник повернул в сторону и скоро исчез. Эда всего трясло, как в лихорадке. Куда она уплыла? И надолго ли? Он бесцельно водил лучом по волнам, но океан был тихим и спокойным.
Эд взглянул на циферблат своих водонепроницаемых часов. Три утра. До рассвета оставалось еще пару часов.
«Ага, а что потом?» — вкрадчиво поинтересовался у него внутренний голос.
Он уже собирался выключать фонарь, как вдруг со страхом почувствовал, как его левую ногу что-то толкнуло. Инстинктивно он поджал обе ноги. Из воды высунулся широкий хвост и тут же скрылся в черной воде.
Молодой парнишка с обожженным лицом проснулся.
— Келеа та, уна? — спросил он испуганно.
— К сожалению, парень, я тебя не понимаю, — вполголоса ответил ему Эд.
Внезапно тело парня подпрыгнуло в воде, и он закричал.
— Локхом! — вопил он, обезумев от ужаса.
Проснулся Сема, тараща с перепугу свои широко раскрытые глаза. Татьяна мгновенно очнулась от дремы и мертвой хваткой вцепилась в локоть Эда.
— Harpoon! [19] — крикнул Эд.
Охваченный безотчетным ужасом, мальчишка выкатил глазные яблоки, так страшно смотревшиеся в темноте, и кричал не переставая. Эд посветил фонарем. Тело юноши подскакивало и дергалось из стороны в сторону, словно он был огромным поплавком, реагирующим на поклевку большой рыбы. Прямо под ним виднелись светлые очертания чего-то непомерно огромного, чудовищного. Эд что было силы ударил гарпуном. Острие наткнулось на что-то чрезвычайно твердое, будто он пытался продырявить асфальт. Гарпун вырвало из руки с такой силой, что Эд вывихнул кисть.
— Какого хрена? — воскликнул Вячеслав, проснувшись самым последним. Он яростно тер глаза, тщетно пытаясь что-либо разглядеть в темноте.
Вдруг парень замолчал. Распластавшись на бочонке, он беззвучно открывал и закрывал рот, как выброшенная волной рыба.
— Иткао сатта, — проскулил он.
Эд подплыл к нему ближе и нырнул, скрывшись под водой.
— Что он делает? — снова спросил Вячеслав, на этот раз куда более спокойно.
Парень издал всхлип.
Когда Эд вынырнул, лицо его было белее снега.
Мимо снова мелькнул плавник, и Татьяна закричала.
Юноша на бочонке шевельнулся и, не удержавшись, сполз в воду. Потом с усилием снова взобрался, упершись подбородком в бочонок.
— Что происходит? — помертвевшим голосом произнесла Татьяна.
Мальчишка снова вздрогнул, бочонок будто живой выскользнул из-под него. Подросток заплакал и снова вскарабкался. И опять сполз в воду.
— Что с ним? Эд, говори! Ты слышишь меня? — раздельно, по слогам спросила Татьяна.
— Она откусила ему ногу, — спокойно ответил Эд, словно очнувшись.
— Мы… мы должны перевязать его, — бледнея, сказала Татьяна.
— Она не даст этого сделать.
— Но…
Парень крикнул, затем ненадолго ушел под воду, потом выскочил на поверхность, кашляя и отплевываясь.
— Тогда убей его! — закричала Татьяна. — Как ту собаку! Если не можешь ничего сделать, закончи его страдания!
— Утопить его? Или сломать шею? — устало спросил Эд.
Татьяна зарыдала. Юноша крепко обхватил бочонок руками и тихо поскуливал. Потом он затих.
Молчали и все остальные. Плавник продолжал рассекать воду вокруг их поредевшей команды с леденящим упорством. Весь ужас заключался в том, что у каждого из продрогших, голодных и невыспавшихся людей всякий раз замирало сердце, когда акула приближалась совсем близко. Даже Сема осознал, что происходит что-то плохое, напрочь выходящее за рамки «игры», затеянной его вновь обретенными знакомыми, и он мелко дрожал от страха, как собачонка.