— Тот парень, — обратился Тейт к официантке, — он сидел за этим столом… Вы раньше видели его здесь?
Официантка лениво пожала плечами. Было такое ощущение, что она вот-вот уснет прямо здесь.
— Не помню, — бросила девушка. — Мы же в центре города. Половину из заходящих сюда людей я вижу в первый и последний раз.
— А он расплатился наличными или кредиткой?
— Вы что, коп?
— Нет, я веду радиопрограмму.
— Ну да! — Она оживилась. — На каком канале?
Дэвис сообщил ей название частного канала.
— Вы играете музыку?
— Нет, у нас разговорная программа.
— А-а, я не слушаю такую чепуху. Хотя Гектор слушает.
— Кто такой Гектор?
— Наш бармен.
Тейт невольно оглянулся через плечо туда, где Гектор переписывал на доске блюда дня. Несмотря на свое занятие, он улучил момент и опять подмигнул Тейту. Тот содрогнулся.
— А он знает меня?
— Понятия не имею, — ответила официантка. — А кто вы такой?
— Неважно. Просто ответьте на мой вопрос. Чем расплатился тот парень: наличными или кредиткой?
— Понятно, — задумчиво протянула официантка. — Если он заплатил по кредитке, то вы еще попросите показать чек. И тогда узнаете его имя, верно?
— Верно. У вас неплохие детективные способности.
— Нет, я не люблю копов, особенно тех, которые таскаются к нам. Вы уверены, что не связаны с копами?
— Неужели я похож на копа?
— Нет. Вы вообще ни на кого не похожи.
Тейт попытался оценить, не стоит ли ему оскорбиться, но передумал.
— Наличными, — медленно повторил он, надеясь, что в последний раз, — или кредиткой?
Официантка сморщила носик, провела карандашом по подбородку и с самым наглым и фальшивым видом притворилась, что не может вспомнить. Ему захотелось проткнуть ей щеку ее же карандашом. Но он вынул из кармана десять баксов и увидел, как ловко они исчезли в передничке девушки.
— Наличными, — наконец соизволила ответить она.
— И за что же вы взяли десять баксов? Могли бы просто сказать мне.
— Вы сделали ставку. Но проиграли.
— Благодарю за глупую игру.
— Всегда пожалуйста, — отозвалась официантка.
Она забрала поднос с бокалом из-под бренди и экземпляром «Вашингтон пост», оставленным незнакомцем. Когда женщина уже уходила, Тейт схватил ее за руку.
— Эй! — возмущенно воскликнул она.
— Еще только один вопрос, — сказал Тейт. — Гектор работает барменом?
— А при чем тут он?
— Он ведь гей, верно?
Официантка отрицательно покачала головой.
— Вы не шутите? — уточнил потрясенный Тейт.
— Вот еще, — бросила официантка. — Гектор — настоящий мачо.
Когда они с Бекки собирались уходить, Тейт продолжал думать о той девушке, Пенни Мосс. Неужели Бекки говорила на полном серьезе? Ведь получалось, что она знала о еще не совершенном преступлении, о похищении и убийстве девочки, но ради чего: ради разжигания вражды или для повышения его рейтинга? Или ради того и другого?
— Дэвис, вы участвуете в миссии, которая гораздо важнее вашей жизни, — сообщила ему Бекки.
Она заплатила за выпивку, услужливый бармен незаметно усмехнулся, взяв кредитку Фиппс, а выигравшая официантка, навалившись на барную стойку, что-то нашептывала проводившему операцию с кредиткой Гектору, причем по ее грубоватому непривлекательному лицу блуждала наглая улыбочка. Они не стали подзывать ее снова к столику, чтобы забрать карточку Бекки. Тейт не сомневался, что она пересказала бармену содержание их недавнего разговора. Оставалось надеяться, что Гектор не вообразит, будто Тейт им заинтересовался. У него и без того хватало проблем.
Официантка хихикнула в ответ на какую-то реплику Гектора и, заметив, что Тейт наблюдает за ней, ответила что-то, прикрыв рот рукой. «Настоящая стерва, — подумал Дэвис. — Только на такую работу ты и способна. Но улыбочка твоя увянет, когда ты увидишь чаевые». Он вовсе не собирался больше заходить в эту дыру с ее дурно пахнувшими посетителями и странной атмосферой, словно этот бар открывал портал в иной мир, где мужчины непристойно заигрывали друг с другом, да и женщины плутовали им под стать.
Тейт ненавидел Нью-Йорк. Ненавидел самодовольство этого мегаполиса, откровенную наглость беднейших горожан: даже получающие гроши бездельники, которым следовало стыдливо прятать глаза и опускать голову, на самом деле выглядели зараженными абсурдной городской уверенностью в своих особых привилегиях. Он как-то просил Бекки узнать, нельзя ли перенести трансляцию их передач в другое место — любое другое место. Ну, может, не совсем любое. Господи, он мог бы прекрасно обосноваться в Бостоне или Сан-Франциско. Но Бекки объяснила ему, что это невозможно, что у них заключен договор со студией в Нью-Йорке, и вдобавок если он уедет, то ей тоже придется уезжать, а она вовсе не хочет покидать такой славный город. Тейт в ответ заметил, что программа держится на его талантах, и, возможно, поэтому его желания имеют приоритет над ее удобствами. После этих слов Бекки одарила его странным взглядом, в равной степени сочетавшим жалость и едва ли не ненависть.
— Может, попробуешь поговорить об этом с Дариной? — предложила она. — Ты ведь не забыл Дарину?
Дэвис не забыл. Именно поэтому ему пришлось начать принимать снотворное.
— Конечно, — проворчал он, — я помню ее.
И он понял тогда, что ему придется оставаться именно там, где хотелось Бекки, Дарине и Спонсорам, а им хотелось, чтобы он торчал в этом дерьмовом городе, где они могли держать его под присмотром. Он заключил с ними договор, но оказался недостаточно сообразительным, чтобы изучить примечания, напечатанные мелким шрифтом. С другой стороны, какой был в этом смысл? Если бы он отказался, его карьера была бы погублена безвозвратно. Дэвис не сомневался, что они позаботились бы об этом. Он так и прозябал бы в глуши, никому неизвестный и бедный. А теперь он разжился деньгами и приобрел некоторое влияние. Снижение рейтинга казалось временным затруднением. Его можно остановить. Они, безусловно, позаботятся об этом. Они так много вложили в него, что не могут просто от него избавиться.
Или могут?
— Ты в порядке? — спросила Бекки, когда они направились к выходу. — Вид у тебя какой-то неважный.
Можно подумать, эту дрянь беспокоит его состояние.
— Мне не нравится эта мерзкая клоака, — буркнул Тейт.
— Это же самый обычный бар. Ты теряешь связь с корнями. В этом отчасти и заключаются твои проблемы.
— Нет, — возразил он с абсолютной уверенностью, — я имел в виду сам город. Мне чужды его обитатели. Они презирают меня.