Мистер Тодхантер с облегчением хлопнул себя по тощим ляжкам. Аккорд прозвучал в лад. Миссис Палмер без тени сомнения приняла его за давнего друга отца, не собиралась приставать с неудобными вопросами и скрытничать. Поскольку мистер Тодхантер горел желанием выяснить, известно ли ей что-нибудь о похождениях ее собственного супруга, такая ее доверчивость его порадовала.
— Дьявол, — повторил он. — Вот именно. Лучше не скажешь. Самое точное для нее слово.
— Но все только и говорят, что она прелесть!
— Плохо они ее знают!
— Это верно.
— Что ж тут предпринять? — выдвинул вопрос мистер Тодхантер.
Его собеседница пожала плечами:
— Один Бог знает!.. Разумеется, разговаривать с ним бесполезно. Или у него ответ наготове, или он сразу становится таким жалким и беспомощным… И я уже пыталась, и мама, но похоже, мы все только испортили. Бедная мама! Ей так тяжело!
— Еще бы! — Мистер Тодхантер энергично закивал было, но, опомнившись, сбавил пыл. — Вполне понятно. Она по-прежнему на севере?
— Да. Приезжать сюда ей бесполезно. Она сама это понимает. И потом вряд ли у нее сейчас есть на что…
— Что вы имеете в виду?
— Видите ли, с тех пор как отец перестал выдавать ей содержание, у нее нет ни пенни. Я ей кое-что посылаю, но…
— Боже милостивый, я и не подозревал, что дела так плачевны! — воскликнул мистер Тодхантер. — Конечно, я слышал, что они расстались, — добавил он, почти не солгав, — но понятия не имел, что она осталась без средств.
— Формально они не расстались, нет. Он просто не посылает ей ничего, ни фартинга, с тех пор как уехал. А когда мама обращается к нему с просьбами, сразу изображает из себя несчастного и твердит, что у него у самого нет денег. И все это время содержит эту женщину, снимает эту квартиру, буквально швыряется фунтами! По-моему, — подвела итог дочь Фарроуэя, — он спятил.
— В известном смысле — да, — согласился мистер Тодхантер. — С великим моим сожалением вынужден признать, что отец ваш не вполне вменяем. Такое не редкость, — присовокупил он, — когда речь о страстной любви.
— Да уж, спорить с ними с обоими бесполезно, — отозвалась миссис Палмер.
Сказано это было с такой горечью, что мистер Тодхантер присмотрелся к ней повнимательнее.
— А! — многозначительно выдохнул он. — То есть… Значит, вы знаете… Да, я как раз гадал, известно ли вам…
— Конечно, известно, — на грани слез усмехнулась она.
— Как же вы намерены поступить?
— С Винсентом? Я еще не решила.
— Ничего пока не предпринимайте, — со значением посоветовал мистер Тодхантер.
— Ничего? — переспросила она.
— Именно. Я… не стану скрывать, я мало что понимаю в таких делах и все-таки думаю, что на этой стадии, вмешавшись или впрямую противодействуя мужу, можно навредить делу, и непоправимо… Не исключено, все еще устроится как-нибудь, миссис Палмер… а может, и нет. Однако ж прошу вас, потерпите еще хотя бы неделю. Кстати, он знает, что вы знаете?..
— Нет, не думаю.
— Превосходно. Значит, договорились: повремените пока что-либо предпринимать?
Миссис Палмер задумалась.
— Ну что ж, — с некоторым сомнением согласилась она.
Вскоре после того мистер Тодхантер ушел, унеся с собой впечатление от личности определенно более значительной, нежели мистер Фарроуэй. Когда его дочь призналась, что не решила — пока еще не решила! — как ей следует поступить, мистер Тодхантер понял: приняв решение, она не остановится ни перед чем. Миссис Палмер хоть и была молода, но наверняка не принадлежала к тем людям, кто будет сидеть сложа руки и ждать, когда все исправится само собой.
Перед уходом мистер Тодхантер попросил у нее адрес второй дочери Фарроуэя и получил его.
По пути в Лондон размышляя над тем, как протекала беседа, он решил, что получилась она интересной, но мало что прибавила к тому, что он и так уже знал.
4
Однако с двумя последующими его собеседниками все вышло иначе.
В тот же вечер мистер Тодхантер разыскал директора театра «Соверен». Звали его Бадд, и был он унылого вида человек лет примерно пятидесяти, черноволосый, с физиономией из тех, которые всегда кажутся небриты. Потребовалось некоторое время и бездна такта, чтобы завоевать его доверие, но когда это произошло, мистеру Тодхантеру за его труды перепали откровения, которые поклонников мисс Норвуд неприятно бы поразили.
— Да стерва она, мистер Тодхантер, — провозгласил мистер Бадд с мрачным негодованием. — Среди актрис стервы не редкость, но хуже ее мне еще ни одна не попадалась. И как только меня угораздило с ней связаться! Но работа в наши дни — всего лишь работа, и пусть она себе думает, что я всеми потрохами принадлежу ей и ее театру, уж дома-то я себе хозяин! — Он с маху допил остатки двойного виски и пристукнул стаканом по столу, требуя повторения. Молоденький официант бегом кинулся на зов.
— Неужели стерва? — удивился мистер Тодхантер. — Бывает же! А что такое?
Мистер Бадд охотно пустился в подробности.
Они сидели в клубе «Фойе», куда мистер Бадд зазвал мистера Тодхантера «пропустить стаканчик-другой» после спектакля в «Соверене». Мистер Тодхантер, явившись к нему, предъявил визитку Фарроуэя, пояснил, что собирает материал для статьи о театре для «Лондонского обозрения», и сказал, что рассчитывает на помощь мистера Бадда. Тот выразил всяческую готовность, пусть только мистер Тодхантер соблаговолит дождаться, когда опустится занавес и театр закроют на ночь. Мистер Тодхантер дождаться соблаговолил и теперь вопреки всем наставлениям врача сидел в этом в тесном и грязноватом «Фойе», хотя было уже далеко за полночь, попивал ячменный отвар и слушал мистера Бадда, который расходился все больше.
— Дело обстоит так. Она действительно видит в себе великую актрису — самую великую со времен Сары Бернар. Больше того, подозреваю, в глубине души она считает, что и Бернар нашла бы чему у нее поучиться. Само собой, она заблуждается. Никакая она не великая актриса. Она просто умеет удерживать внимание зрителей. Но и не скажу, что она актриса плохая. Напротив, — великодушно признал мистер Бадд, — неплохая, и очень. Но великая? Нет! Официант, мне еще стаканчик того же. Мистер Тодхантер, и ваш стакан пуст. Ради Бога, да выпейте вы чего-то покрепче!
Мистер Тодхантер не без труда отбился от этого предложения, что мистер Бадд чуть было не принял как личное оскорбление, но сумел вернуть разговор к волнующей его теме.
— Да, но что она за человек? Судя по всему, ей дано недюжинное актерское обаяние. Распространяется ли оно на ее отношения с другими людьми?
— Нет, — твердо ответил мистер Бадд. — Джин — это разрушительная стихия. Могу поклясться, что все до единого режиссеры Лондона напьются на радостях, узнав, что она ушла со сцены и больше никому не устроит головомойки.