За четыре дня до того, как Винсенту Палмеру было назначено умереть, сэр Артур сдался наконец перед доводами в пользу платного переезда и официально заявил о своем намерении поднять для обсуждения внеочередной вопрос, или как это там еще в парламентах называется. Мистер Тодхантер на этот счет пребывал в состоянии неопределенности.
Он вообще в течение двух последних недель не выходил из этого состояния. У него окончательно отняли инициативу. Ему, главному действующему лицу, полагалось играть свою роль, а его оттеснили в кулисы. Сэр Эрнест Приттибой говорил от его имени, действовал от его имени, волновался за него и только что не ел за него. По существу, сэр Эрнест настоятельно советовал мистеру Тодхантеру улечься в постель и не вставать, ибо остаться в живых — это единственное, чем он может помочь делу. В тот день, на который сэр Артур запланировал свое выступление в парламенте, мистер Тодхантер последовал этому совету, предварительно съездив в Мейда-Вейл, чтобы в последний раз переговорить с миссис Фарроуэй, на внешней невозмутимости которой уже стали сказываться напряжение и усталость. Он еще раз попросил миссис Фарроуэй ничего не предпринимать, не отвечать ни на какие вопросы и ни во что не вмешиваться до шести утра того дня, когда предстояло умереть Винсенту Палмеру. А вот после этого часа можно будет делать все, что заблагорассудится, с ноткой отчаяния заключил мистер Тодхантер.
4
Отчет о заседании палаты общин мистеру Тодхантеру в тот же вечер доставили прямо в постель мистер Читтервик, присутствовавший там лично, и неутомимый сэр Эрнест Приттибой, который забросил свои дела и процессы и день за днем все больше скандализировал своих коллег.
Сэр Артур Пауэлл-Хэнкок встал с места, чтобы поднять вопрос о казни Палмера, когда в палате шло вялое обсуждение деятельности комитета по поставкам. Выслушав его, парламентарии разделились приблизительно на пять групп. Были среди них те, кто считал вопрос политическим и находил разумным нежелание министра в него вмешиваться; были и более косные, исповедующие непогрешимость суда присяжных. На противоположной стороне, поддерживающей сэра Артура Пауэлл-Хэнкока, находились, во-первых, те немногие, кто поверил в историю мистера Тодхантера, во-вторых, записные оппозиционеры и, наконец, довольно многочисленная группировка, которая в виновности Палмера усомнилась всерьез и сочла, что не будет большого вреда в том, чтобы спасти жизнь приговоренному ради того, чтобы расследовать вновь открывшиеся обстоятельства, пусть даже Палмеру придется сидеть в тюрьме до конца своих дней. Именно на этой группировке зиждился основной расчет сэра Эрнеста, и именно ее прирастания добивался он всеми доступными ему средствами.
Однако ни закулисное красноречие сэр Эрнеста, ни пламенные статьи в прессе как за, так и против Палмера не смогли пробудить энтузиазма ни с одной, ни и с другой стороны, — и довольно скучная речь сэра Артура также не преуспела в этом. Прения, затянувшись, переросли в отвлеченную дискуссию, участники которой уже забыли, что на карту поставлена человеческая жизнь. Поразительным образом больше всех Палмеру поспособствовал сам министр внутренних дел, в речах которого проявилось до того вопиющее отсутствие человечности и хотя бы намека на сердечную теплоту, что от него отвернулись даже некоторые из его сторонников.
Несмотря на это малое преимущество, мнение большинства все-таки склонялось не в пользу Палмера, и тогда сэр Эрнест выложил свой козырь. Козырь был неожиданным, о его существовании не подозревал даже сэр Артур Пауэлл-Хэнкок, да и сэр Эрнест не выложил бы его, если б не видел, что ситуация складывается определенно не в его пользу. Тут-то посыльный и передал сэру Артуру записку, которую тот несколько минут озадаченно изучал, а потом принялся ловить взгляд председательствующего. Поймав же его, сэр Артур поднялся и объявил:
— Я только что получил записку. Ее смысл не вполне ясен, но, насколько могу судить… хм… возбужден гражданский иск против мистера… хм… Лоуренса Тодхантера. Да, гражданский иск по обвинению в убийстве. Мои друзья-юристы наверняка лучше меня понимают, что сие значит. Но если против этого джентльмена возбуждено дело об убийстве — том самом убийстве, виновным в котором уже признали Винсента Палмера, — думаю, я вряд ли ошибся, предположив, что члены палаты согласятся с тем, что следует отсрочить казнь Палмера по меньшей мере до завершения разбирательства процесса над мистером Тодхантером… это ведь будет процесс? — надеюсь, я не слишком напутал в терминологии…
Сугубое замешательство, в которое впал сэр Артур, избавило его от произнесения тех банальностей, которые последовали бы в обычном порядке, и вопрос тут же поставили на голосование, показавшее, что у сторонников отсрочки казни Винсента Палмера имеется небольшой перевес: они победили ста двадцатью шестью голосами против ста семи.
— О Господи! — ахнул мистер Тодхантер и съел виноградинку.
1
Мистер Тодхантер оказался в самом водовороте событий. Его поведение обсуждалось в парламенте, его именем назывались судебные прецеденты, и к тому ж он попал в эпицентр небывалого судебно-юридического кризиса. И странное, тоскливое ощущение бессилия поглотило его, когда он обнаружил, что даже находясь в средоточии всей этой значимой и неоднозначно воспринимаемой активности, он способен влиять на нее не более чем на ход Луны, огибающей Землю: он был всего лишь неподвижной осью вращения — и лучше постели места ему не нашлось.
Идея пустить в ход частное обвинение в убийстве была, вероятно, самым блестящим озарением во всей блестящей карьере сэра Эрнеста. Такая юридическая уловка, вообще говоря, имела свои прецеденты, но только гений сумел бы сообразить, что механизм воскрешения этого курьеза гражданского права по сию пору пребывает в полной исправности.
В двух словах суть заключалась в следующем: хотя по всем уголовным делам обвинителем почти неизменно именовалась верховная власть, теоретически действительно владеющая такой прерогативой, на практике обвинителем в делах по мелким правонарушениям почти всегда выступало частное лицо, которому был нанесен ущерб, действующее, само собой, совместно с полицией.
— Но в нашем случае, друг мой, — жизнерадостно вещал сэр Эрнест, — полиция не только не захочет помочь, она, дай ей волю, будет всячески нам препятствовать! Почему? Да потому, что у них есть уже свой кандидат на виселицу, и если они примутся помогать искать другого, то окажутся в глупом положении. Не говоря уж о том, что они по-прежнему твердо убеждены, что уже поймали убийцу.
— Но ведь у нас совсем не мелкое правонарушение! — заметил мистер Тодхантер, который любил продвигаться к ясности шаг за шагом.
— Вы правы, не мелкое. Кстати, а вы заметили, какие мы, юристы, ловкие бестии? Опираясь на силу обычая и прочие уловки, в случаях мелких преступлений мы потихоньку переложили бремя обвинения на плечи самих потерпевших. Это избавило власти от массы хлопот. Между прочим, такая практика присуща только английской юриспруденции. Кто б еще догадался!
— Да, но убийство все-таки никак не мелкое преступление! — твердил свое мистер Тодхантер.