Коронер кивнул:
— Спасибо, доктор Брум. Нам все ясно. Когда, по вашему мнению, мистер Уотерхаус принял яд?
— Трудно сказать, — ответил Глен, — я думаю, это было где-то между одиннадцатью утра и полднем в день, когда он впервые занемог.
— То есть пятого сентября, — констатировал коронер. — Точнее указать нельзя?
— Нет. Это максимально возможная точность.
— На чем основана ваша оценка, доктор Брум?
— На времени, когда у мистера Уотерхауса появились первые жалобы с последующим их обострением.
— И на что именно жаловался мистер Уотерхаус?
— Он пожаловался на слабую боль в области живота, возникшую незадолго до обеда, и отсутствие аппетита. Однако мистер Уотерхаус пообедал, а примерно через полчаса почувствовал острую боль в желудке. Она прошла, но в течение дня время от времени возвращалась. Перед чаем ему стало настолько плохо, что это встревожило домашних. Я понял так, что мистер Уотерхаус не желал, чтобы за мной посылали, полагал, что ничего страшного с ним не происходит, но миссис Уотерхаус решила позвонить мне. Меня не оказалось дома, и она послала за мистером Сьюэллом.
— Мистер Уотерхаус к вам прежде обращался за помощью?
— Да. Совсем недавно он пожаловался на расстройство желудка.
— Вы разговаривали наедине?
— Нет. Это было после ужина в присутствии нескольких человек. — Глен всех перечислил. — Мистер Уотерхаус неохотно признавал неполадки со своим здоровьем. Он им очень гордился, а докторам не доверял. Однако друзья настояли, чтобы он позволил мне его осмотреть. Мы все близкие друзья, так что разговор у нас был пересыпан шутками.
— Вы тогда понимали причину его желудочных расстройств?
— Вполне. Я сказал ему в тот вечер, что у него скорее всего развивается язва и что он должен бросить курить и соблюдать диету.
— И что мистер Уотерхаус ответил?
— Что никаких лекарств принимать не собирается и вообще в медицину не верит. А со своими болячками справится сам.
— Но вы его все же осмотрели?
— Да, несколько дней спустя. Он был в довольно неплохом состоянии для своего возраста, и сердце работало нормально. Я повторил совет, что ему следует бросить курить хотя бы на три месяца, предложил разработать диету. Потом послал флакончик с лекарством.
— Он собирался следовать вашим советам?
— Нет. Сказал, что лучше будет мучиться с желудком, чем соблюдать диету и не курить. А мои лекарства все равно выльет в раковину.
В зале засмеялись, коронер тоже улыбнулся.
— Я сказал, что у моего лекарства приятный вкус, — добавил Глен, — и что ему все равно придется за него заплатить. Тогда он пошел на попятный и сказал, что, пожалуй, лучше будет его принять.
— То есть вы шутили?
— Да.
— Но флакончик с лекарством он получил?
— Да, на следующее утро.
— То есть в первый день болезни. И что оно содержало?
— Обычное успокаивающее. Бикарбонат натрия, карбонат висмутила, гликопротеин, микродоза морфия и настой перечной мяты.
— Вы его сами изготовили?
— Да.
— Это ваша обычная практика?
— Нет. Этим у нас занимается моя сестра. Но в тот день она торопилась успеть на поезд сразу после завтрака, а у меня было всего четыре рецепта, так что я ее спокойно отпустил.
— Во сколько вы изготовили лекарство?
— Примерно в девять.
— Вместе с другими?
— Да.
— Рецепты вписаны в журнал, который хранится в вашем кабинете?
— Да. Я показывал его полицейским.
— Хорошо. Теперь, доктор Брум, скажите, у вас есть опыт в изготовлении лекарств?
— Обширный.
— А среди прочих ингредиентов имеется порошок белого мышьяка?
— Да. То, что осталось от запасов моего отца. Я его уже не использовал много лет.
— И где он хранится?
— В шкафу с ядами.
— Шкаф заперт?
— Нет.
— А разве правила не предусматривают, чтобы такой шкаф запирался?
— Наверное, предусматривают, — ответил Глен, — но если вы сейчас проверите шкафы с ядами у всех докторов в нашей стране, запертым окажется один из тысячи.
— Сомневаюсь, что это так, — строго заметил коронер, — но проверять не будем. — Он помолчал. — Журнал записи ядов вы, надеюсь, ведете?
— Да.
— И там все сходится? Я имею в виду количество.
— Нет.
— Нет?
— Я полагаю, мышьяка там на пол-унции больше, чем указано в журнале, — ответил Глен с улыбкой.
Коронер в ответ не улыбнулся.
— Как вы это объясняете?
— Никак. Думаю, пакет с мышьяком туда положил мой отец и забыл записать в журнал.
— Когда вы в последний раз проверяли запас мышьяка?
— Я его ни разу не проверял, — ответил Глен. — Дело в том, что, как я сказал, мышьяк у меня остался от отца, а сам я его никогда не покупал, потому что не использую.
— Хм… — Коронер задумался. Добродушия у него заметно поубавилось. — Доктор Брум, я склонен допустить возможность, что мышьяк, попавший в организм мистера Уотерхауса, мог содержаться в лекарстве, которое вы приготовили. Поскольку у вас там нет должного порядка, как вы сами признали, то разве можно исключать ошибку?
— Подобную ошибку мог допустить только круглый идиот и невежда, — ответил Глен, презрительно улыбнувшись. — Надеюсь, ни я, ни моя сестра таковыми не являемся. Невозможно перепутать небольшую баночку, стоящую в шкафу с ядами, с большой на полке в другом конце кабинета. Так что подобное предположение просто абсурдно.
— Я рад, что вы так уверены, — сухо заметил коронер. — У вас, как у врача, есть версия, как мышьяк мог попасть в организм покойного?
— Нет, — спокойно ответил Глен. — Строить версии — дело полиции, не мое. Возможно, он сам принял мышьяк по ошибке, перепутав с каким-то другим препаратом.
— К сожалению, этому нет никаких подтверждений. Тем не менее я вынужден еще раз спросить вас: вы уверены, что когда этот флакончик покинул ваш кабинет, в него никаким образом не мог попасть мышьяк? По ошибке, например, спутанный с каким-то другим ингредиентом.
— Я совершенно в этом уверен. Такое исключено.
— И в то утро не было никаких назначений, вынудивших вас брать препараты из шкафа с ядами?
— Нет. Я близко к нему не подходил. Я вижу у вас на столе мой журнал назначений. Так вот там вы можете увидеть, что другие назначения не содержали никаких ядов. — Глен чуть улыбнулся.