— Эй, Чикатило. Это ведь было не первое колесо за сегодняшний вечер, правда?
— Слушай… блядь. Я больше не буду есть эту дрянь. Она мне не понравилась. Я даже не могу объяснить, чем именно, но не понравилась. А сейчас — пожалуйста. Подержи до конца этого долбаного «Спартака» мою верёвку, ладно?
— Давай уж тогда и наушник, а то опять уронишь, — вздохнул я. Блин, а ведь вечер начинался так хорошо — он обещал быть очень смешным, этот вечер, да и вообще. Я внезапно вспыхнул злостью по отношению к Чикатиле. Зачем эти прыжки в неизвестное, когда и так всё здорово, когда мы сидим и смеёмся? Это ведь уже была какая-то потеря человеческого лица. Я ненавидел Чикатилин диван, о который он несколько месяцев тёрся ластами и который постепенно превращал его в наркотически зависимого моржа, неспособного радоваться происходящему и напрягающего окружающих. По-моему, впервые за всё время нашего общения мне по-настоящему захотелось ударить Чикатилу.
Когда песочный человечек протягивал мне верёвку, его рука вдруг непроизвольно разжалась, и под тяжестью огромной сетки канатик полетел вверх. Я едва успел подхватить его, чуть не выронив при этом свой. Ладонь больно обожгло трением. Сетка (слава богу, она находилась в самом верху, а не над головой кого-нибудь из гладиаторов) резво колыхнулась, дёрнулась немного вниз и застыла в каком-то промежуточном положении. Чикатило откинулся на спинку своего стула, а я боролся с искушением обмотать его шею верёвкой № 6 и вздёрнуть его прямо над всеми этими танцующими потными задницами.
Только по прошествии нескольких лет я, вспоминая этот эпизод, сравнил его с девяносто третьим годом. Тогда Чикатило пришёл на работу в состоянии, намного худшем, чем под реладормом, а я положил его под стол и потом целый день смеялся. У меня не было по отношению к нему никаких эмоций, кроме ха-ха. Никакой злости, никаких переживаний за его будущее. А вот в девяносто седьмом году за то же самое мне захотелось его убить… Но в девяносто седьмом я ничто ни с чем не сравнивал. Я ещё не понимал, что со мной происходит то же, что годом раньше произошло с Оленькой. Так что я не вспоминал тогда все эти девяносто третьи, девяносто четвёртые и прочие безбашенные годы — я просто сидел и пыхал злобой на Чикатилу.
— Эй, шестой! Да что там с тобой? Ты что, пьяный? — раздался из другого измерения голос Володьки. Я, погруженный в свою злость, опять не обратил на него внимания. А Чикатило и подавно — он ведь тоже был во что-то погружён, только вот с недавних пор мы стали погружаться в какие-то разные глубины.
ТРАНКВИЛИЗАТОР: кокаин
АВТОСАЛОН: «Фольксваген-жук», «Порш-911»
Дача эксцентричного бизнесмена Виктора находилась в одной из ближних зон Подмосковья — там, где уже нет промышленного смога, но ещё не началось вспаханное тракторами бездорожье и полное отсутствие выбора благородных вин в местном сельпо. В общем, это была добротная, хорошая и милая дача со стратегически выгодным географическим положением. Нам даже не пришлось особо долго колесить по незнакомым просторам — всего-то и пришлось один раз свернуть с шоссе и потом двигаться по прямой. Всё в жизни Виктора было именно таким, как эта дача, простым, удобным и в то же время значимым. Прямо как в рекламных каталогах, которые мы с Чикатилой писали-верстали в «Спрейтоне».
Я, как проработавший в БТ достаточно долго, взял легальный отгул на два дня, а Чикатило позвонил Володьке и пьяным голосом сообщил, что у него запой. В этом коллективе все обычно ссылались именно на него — болезнь потребовала бы визита в поликлинику, оформления больничных листов и прочей бюрократической бодяги. Слово же «запой» оказывало здесь поистине магическое действие: если он не затягивался надолго, максимум, что с вас требовалось по его окончании, — это пол-литра Володьке и столько же бригадиру Тольке. Ни у кого не хватало совести пренебречь этим неписаным законом и наехать на запойного, даже у приличной с виду стрей-тэйдж-дамы из отдела кадров.
Не приехать к Виктору мы не могли. Слишком долго все ожидали события, которое там отмечалось — и Чикатило, и даже я (подспудно и ненавязчиво, не до конца осознавая всю глубину этого ожидания). Алкоголист и компания наконец-то записали альбом — за деньги, разумеется, Виктора. Эксцентрик, однако, вполне справедливо слыл щедрой душой — помимо всего прочего, он развёлся ещё и на грандиозную пьянку в своей загородной резиденции, что как минимум вызывало уважение.
Для тех, у кого не было своей машины (а не было её, по-моему, только у виновников торжества), Виктор нанял микроавтобус «Мицубиси» с водителем, которому предписывалось подхватить пешеходов у метро «Тёплый Стан». По дороге мы обогнали этот мини-бас и даже долго сигналили слева, но никто не обратил на нас внимания. Чикатило хотел бросить камень в расплющенное по боковому стеклу потерянное лицо Алкоголиста, но камня у нас не было.
— Чикатило, ты уже бывал когда-нибудь на попойках по случаю выхода альбома? — спрашивал я, немного волнуясь.
— Не переживайте, батенька, всё пройдет нормально, — говорил Чикатило с видом знатока, хотя сам он тоже ни разу в таких торжествах не участвовал. — Там будет томная буржуазная публика, бизнес плюс богема. Богема тоже, разумеется, не бедная. Они угостят нас дорогим алкоголем и такими же дорогими наркотиками. А если нам повезёт, то мы даже сможем вступить с кем-нибудь в половую связь.
Наконец мы остановились перед огромными воротами чёрного цвета. Я несколько раз посигналил — ворота открыл быковатого вида охранник с пистолетом на жопе. Чикатило сказал ему, что он может не закрывать въезд, потому что сзади идет вэн с музыкантами, но тот и ухом не повёл. Скорее всего, он понимал только команды, как собака. Наверное, когда-то он тоже служил в ВДВ.
— Интересно, этот киборг-убийца нанят только на время тусовки или ошивается здесь постоянно? — риторически спросил Чикатило, разглядывая стоявшие на огромной лужайке машины. Наша «копейка» смотрелась здесь примерно так же, как несуразный Евгений Петросян смотрелся бы в обтягивающих трусах на шоу культуристов. Слава богу, не было хотя бы опостылевших «шестисотых» и «БМВ-семёрок»: эксцентричная тусовка имела понятие о пошлости, и это настраивало нас заведомо положительно. Машины, правда, всё равно были не из дешёвых: спортивный «Мустанг», «Рено-шафран», джип «Рэнглер» и всё такое прочее — всего их наскреблось штук десять, и единственным нашим братом по духу был примостившийся в кустах «Фольксваген-жук». Такой же классически старый и красный, только гораздо более дорогой.
— Я просто шестым чувством осязаю, что на нём приехали милые девушки из богатых семей, которые гоняют на таких машинах в западной рекламе, — похотливо мечтал Чикатило, роняя слюну. — У тебя, кстати, нет с собой никаких наркотиков?
— Успокойся, Чик. Если всё будет так, как ты говоришь, тебя наверняка уже на входе взгреют кокаином, — отвечал я, закрывая на ключ водительскую дверь. Вряд ли кто-либо из владельцев наших соседей по парковке мог попытаться угнать наш раритет, но всё равно — не хотелось наутро видеть в салоне следы блевотины или использованные презервативы. Я всегда относился к эпатажным персонажам настороженно, что ли. У обеспеченных человечков свои причуды, а какие именно — мы толком тогда не знали.