Одним словом, граф Альдо Ленцо, капитан 3-го ранга «Реджиа Марина» в по мавритански пышной парадной форме мог бы ещё смотреться в офицерском салоне «королевской гвардии». Но в камуфлированных шортах, нелепой безрукавке с кармашками, набитыми всякой туристической и милитаристической чепухой, с ранцем на спине и в перекошенной на один глаз немецкой каске… Едва ли такой фотопортрет был бы уместен над камином в его родовом замке.
Однако Ленцо, казалось, чувствовал себя в своей тарелке, если не бутылке, конечно.
— Adelante! Вперед! — взмахнул он над головой коротким автоматом береттой с подобранным прикладом.
— Что за мальчишество? — опустив бинокль, недоуменно пожал плечами капитан-лейтенант Массарини, оставленный неугомонным командиром за старшего. — Не иначе, как граф впал в детство…
— Не припомню, чтобы он и выпадал из него, — улыбнулся в усы «а-ля Дали» водитель флагманского штурмового катера Пелити. — Отойти чуть мористее, сеньор капитан? А то под этими скалами не только мы в мёртвой зоне, но и русские…
— Отойти? — скептически поморщился Массарини и задрал голову на скалы, нависшие над его и ещё тремя быстроходными катерами MTSM — А, собственно, зачем? Сам-то форт наверху, тут только несколько выходов в скальные галереи, куда, собственно, и понесло графа, как чёрту в зубы. Что ж мы будем — им в спину стрелять? Подгонять? Как это у русских… El grupo de la barrera, заградительный отряд… — лейтенант опустил голову и, потирая затёкшую шею, проворчал: — Граф и сам найдёт себе приключений на задницу.
Словно подтверждая его слова, пороховой треск густой перестрелки, ещё более сгущённый пещерным эхо, перекрыл истошный вопль. Пятнисто-оливковая фигурка, конвульсивно дрыгая конечностями, вылетела из одной из искусственных пещер и, описав ниспадающую траекторию, подняла косой фонтан воды в прибрежной заводи.
— Паскело, Берти, человек за бортом! — крикнул через плечо капитан-лейтенант. — Араньи, приготовиться! А отойти и впрямь стоит… — негромко добавил он в дверцу рулевой рубки.
Над головой Массарини лязгнул затвор крупнокалиберного пулемёта…
— А неслабый переполох мы тут, кажется, устроили, сеньор капитан… — загнанно прохрипел сержант Рамино, с разгону рухнув на колени рядом с капитаном Ленцо, и, не глядя, дал очередь из беретты, вскинув её над головой. В белый свет, как в копейку.
Альдо скептически посмотрел на этот его маневр, но проворчал благосклонно:
— Что от нас и требовалось, так что…
Что, собственно, «так…», Рамино или не расслышал, или командир не успел досказать. Рой пуль, прилетевший в ответ на очередь его автомата, с визгом изрыл над его головой кладку рыжего известняка.
— Дьявол! — дёрнулся капитан и, утерев выбритый до сиза подбородок ладонью, обнаружил на ней кровь, высеченную каменной крошкой. — Я вполне согласен, что шрамы украшают мужчину, но только за исключением лица и задницы. У вас остались гранаты, сержант?
Рамино, энергично кивнув, сбросил с голых плеч лямки ранца и, отстегнув от клапана пару трофейных фугасных «лимонок», выложил их в нишу «бастиона», закопченную «летучей мышью»…
Нападения с моря защитники форта, судя по всему, не ожидали. Но подземные галереи, выходившие в сторону бухты, тем не менее, оказались сплошь и рядом перегорожены своеобразными «бастионами», довольно хаотической, видимо, сложенной наспех, кладки из камня-«дикаря». Кладки, живо напомнившей графу деревенские пейзажи родной Ломбардии — овечьи загоны, горские домишки пастухов. Так что уже через пару минут, после того как защитники передовых рубежей отступили, ошеломлённые и оглушённые внезапным появлением в тылу противника (большей частью, надо признать, оглушённые — гранат и дымовых шашек диверсанты «MAC» не жалели, усугубляя эффект, произведённый брандером), граф с неприятным удивлением обнаружил, что кавалеристская лихость атаки как-то угасла. Его бравые «commandos marine» плотно увязли под огнём с «бастионов», вмиг наполнившихся защитниками. Экономно-редким, но убийственно перекрёстным.
— Приготовьте гранаты, сержант, — распорядился Ленцо, загнав новый магазин в воронёное тело беретты и дёрнув на себя затвором. — Я их отвлеку, а вы постарайтесь бросить гранаты в одну и ту же точку, там, где уже осыпалось, La bene?
Граф, обычно задававший в среде офицеров тон учёного нигилизма, неожиданно коротко перекрестился католическим двуперстием и, перехватив понимающий взгляд сержанта, несколько смущенно проворчал:
— В окопах нет неверующих, Рамино, так что видела б меня сейчас моя мама…
— Порадовалась бы? — невнятно промычал сержант, срывая, крепкими по лошадиному, зубами чеку «лимонки».
— В данных обстоятельствах? — хмыкнул граф. — Едва ли…
Вздохнув, как перед нырком в неизведанную глубину, граф вскочил на поджарых ногах пружинисто, как каучуковый le payaso [8] , повёл по сторонам грохочущим автоматом, окутываясь сизым дымом пороховой гари — и будто не видя, как закурилась в ответ известковая пыль, выбитая тяжёлым винтовочным калибром…
Следом подхватился и Рамино. Но не успел сержант полностью отмахнуть рукой, как резкий удар в плечо отбросил его назад, а граната едва ли пролетела с десяток шагов. Ленцо сбил с ног покачнувшегося сержанта и отволок его за обвальный слоистый валун, в последнюю из четырёх секунд, отведённых для покаяния.
— Упёрлись, как триста спартанцев, — просипел Ленцо, после того как эхо разрыва заглушила пулемётная очередь со стороны «бастиона». — Хотя я думаю, их тут гораздо меньше… — он привстал на одно колено, но тут же пригнулся — верхний край валуна с визгом иззубрили пули.
— В любом случае… — Рамино сплюнул с зубов скрипучую пыль ракушечника. — Их тут больше, чем нас…
На обезьяньи подвижной физиономии графа промелькнула целая гамма чувств. Амбиции, страх, стыд за страх, гнев за стыд… И даже жалость к старушке-графине Ленцо, которую, в общем-то, терпеть не мог со времени инициации…
— К чёрту! — заключил граф, облизнув пересохшие губы. — Мы и так оттянули на себя больше сил противника, чем весь полк немцев со стороны материка. Пусть дальше сами. Обопритесь на меня, Рамино…
Справка:
Почти две недели после сдачи Севастополя, до 12 июля 1942 года, продолжались бои на всём протяжении береговой линии от Камышовой бухты до Балаклавы. Моряки и солдаты укрывались в гротах и расщелинах камней под обрывами скалистого берега Гераклейского полуострова, и с наступлением темноты, часто — лишь с холодным оружием и даже камнями, — нападали на оккупантов. Наконец, немцы обратились к союзникам, румынам (они уже пригнали три сторожевых катера) и итальянцам, с просьбой подавить сопротивление с моря.
Просьбу выполнили.
Никого из пленных итальянцы не расстреляли. В отличие от румын и, само собой, немцев.
Форт «Горки». 10 июля. Поздний вечер