И вот надо же… Сыскалось, на его, Розенфельда, голову. Под портретом Гитлера лежали обломки каменного то ли блюда, то ли колеса, то ли ещё бог знает чего — короче, каменюки совершенно непонятного назначения. Странным образом, однако, это было инкрустировано изображениями каких-то знаков… Едва ли пресловутых германских рун, которые даже несведущий Розенфельд опознал — примелькались в архитектуре рейха. Скорее иероглифов или петроглифов из пёстрых, как павлинье оперение, минералов: везувиана и ломонтита, золотистого пирита, чёрного турмалина, и даже густо-фиолетового аметиста. Правду сказать, где какой минерал — Гельмут мог различить только по цвету, названия ему надиктовал здешний инженер-геолог. Он же и первым обратил внимание — какое там обратил, был поражён именно инкрустацией, топографией вкраплений, назвав её невозможной.
«Такого рода спайки минералов, — плевался восторженными слюнями герр Штайнезель, — должны образовываться миллионы лет! А тут — как будто сварочным аппаратом, и в виде определённо рукотворных петроглифов?! Es ist unmöglich! Unglaublich! Невероятно!»
Само то ли блюдо, то ли колесо, то ли ещё бог знает что, было каменным габбро-диабазом.
«Из него этот большевистский зиккурат-мавзолей, набережная Москва-реки и Московский метрополитен выложены…» — упал в кресло герр Штайнезель, совершенно добитый этим обстоятельством.
На все эти геологические чудеса можно было бы наплевать, но сразу после обнаружении этой каменной чертовщины в дальнем туннеле пропали пятеро солдат-строителей. А потом исчез и посланный фон Альвенслебеном эксперт, вместе с этим вездесущим русским гауптманом Иванофф.
— Ну и слава богу, что ничего больше не нашлось, — с невольной опаской покосился на каменный круг Гельмут. — Зато ничего больше не пропало.
Фляйге, не отличавшийся особым многословием, энергично угукнул.
— Знаете, что, Карл… — Розенфельд потёр лоб тыльной стороной ладони. — Возьмите-ка пару своих самых надёжных парней и отнесите эту… это… — он неопределенно помахал рукой в сторону каменного круга, загадочно сиявшего в электрическом свете радужным оперением лучей. — Отнесите эту штуковину к «Арадо». Вывезу её от греха подальше к Альвенслебену в Симферополь, да заодно потребую от бригаденфюрера подкрепления. В конце концов, это его люди пропали, да и русские тут объявились так некстати…
— В Симферополь? На гидроплане? — поднял брови Фляйге.
Гельмут раздражённо сорвал перчатки.
— Да, садимся на озере возле завода… Как его… Анатра. Думаю, у Людвига, начальника Таврического СД, найдутся не слишком болтливые ребята, которых можно будет сюда запустить с особой миссией…
— Хоть бы не больше роты, — отозвался лейтенант-капитан, тоже не большой фанатик ни прото-, ни древнегерманских штучек.
— Вы уже завтракали? — спросил Гельмут, прислушиваясь не то к завываниям сирены, не то к своей интуиции. — Тогда, будьте другом, позавтракайте здесь, пока я отдам последние распоряжения перед отлётом…
Подвиг — это такая работа
Две тени скользнули к поверхности в красноватой толще воды, подсвеченной лампой за толстым сигнально-красным стеклом над крупным белым индексом «F 9». Словно какой-то странный, застывший фальшфейер, лампа окрашивала огненным заревом стены подводного грота, в ржавом налёте вездесущего ила и в лишаях неистребимых водорослей.
Сквозь чёрное стекло поверхности «тени» пробились двумя головами жутковатых зверей, с узкими лупоглазыми мордами и гофрированными хоботами, уходившими под воду. Войткевич закрутил на бедре вентиль портативного баллона и сорвал лакировано-чёрную «морду» через голову. То же и с похоже-болезненной гримасой — плотно прилегающая маска потянула за собой и его флотскую гордость, усы — проделал «Отругай». Длинной интернационально-матерной тирадой он тут же подтвердил своё прозвище, закончив:
— Ото холоднеча, трясця його…
— А ты хотел, чтоб фрицы тебе кипятильник в воду сунули? — фыркнул Войткевич, растирая занемевшее под резиной лицо.
— Типун тебе… — секунду подумав, решил Корней. — Боронь боже такого сугреву.
— Ну, что? — осмотрелся в красноватых сумерках Яков. Видно было, правда, мало чего — от поверхности канала до его потолка и двух вершков не будет. Тем не менее точечный пунктир красных пятен подводного света проглядывал, как позвонки какой-то громадной и странной люминесцентной змеи, выползавшей из-за дальнего пологого поворота. — Похоже, верной дорогой идем, а, товарищ?
— Похоже, — согласился боцман. — Всю дорогу ци кляти вогники. Мабуть, що фарватер. Одначе если мы этой «верной дорогой» ще хвылын десять походимо, то я тут и заклякну до бисовой матери…
— Тани, батьку… — вдруг насторожился-нахмурился Яков. — Хрен тебе немец даст замёрзнуть. Сейчас ты у них так согреешься… Ты как плаваешь, узлов 6–7 крейсерского ходу будет?
— Будет, — встревоженно шмыгнул носом боцман, уже понимая, к чему расспросы командира. — Но недолго…
— А долго может и не понадобиться. Или мы куда-нибудь выгребем, или немец нас гребным винтом выгребет.
Тела разведчиков уже начала раскачивать в водной толще упругая, но пологая пока ещё рябь. Красные огоньки вдалеке, один за другим, начали смигивать, заслонённые массивной тенью…
Тихая подсказка интуиции
— Остановите паром и проверьте на наличие посторонних! — раздражённо скомандовал в переговорник Гельмут.
Под песнопение сирены это его распоряжение было более чем логично. И совершенно непонятно — как это начальнику поста на входе в объект самому это не пришло в голову? Мало ли что, парочка «зибелей» шмыгает туда-сюда вот уже вторые сутки, забивая всем необходимым склады секретной базы флотилии, — тревога всё-таки! Даром, что рожа Хенка и прочих примелькались уже, как чучело русского медведя в штабе…
— Герр корветтен-капитен! — почти незамедлительно отозвался унтер — начальник того самого поста. — Думаю, что пока нет причин для беспокойства.
— А мне доложили только что с третьего поста, что паром капитана Хенка отклонился от обычного курса! — рявкнул Розенфельд.
— Я немедленно отряжаю вдогонку патрульный катер, — зачастил невидимый унтер, — чтобы исполнить ваше распоряжение. Но, думаю, лейтнант цур зее Хенк просто решил сначала разгрузиться в электродепо…
— Раньше надо было начинать! — раздраженно рыкнул Розенфельд. — Думать! В детстве ещё… — добавил он, скрипя зубами и уже бросив лягушку переговорного устройства.
— Die Infanterie… — с полным ртом ответил Фляйге на красноречивый взгляд Гельмута. — Пехота…
— Да уж, инициативы от них бояться не приходится. Не только разумной, но и самой тупой… — Розенфельд, подойдя к столу, наспех намазал и себе бутерброд местной икрой.
— Без команды не решат, и какой рукой подтереться, — запоздало и злорадно добавил Карл, утерев жирные губы салфеткой. — Извините, что к столу о заднице…