Секундное замешательство его товарищей, оставшихся наверху…
И взбурлившая чёрная гладь поглотила и обоих диверсантов, и их доверчивого приятеля. Как в омут. Треснули автоматные очереди, вспарывая донный мрак вдогонку нырнувшему вслед за командиром боцману; но пойди, разгляди там чего…
Стрельнуть туда, куда канул их приятель, немцы не решились. Их товарищ SS-shutz был здоровяк, вполне мог и управиться с русским. И действительно, не успела вода утихомириться, как снова вскипела в том месте, где в последний раз мелькнули подошвы немецких кованых ботинок.
Но вырвался из воды русский…
— Donner… — не успел до конца выругаться один из фашистов, зато звонко выругался шмайсер другого.
Но всё равно: русского уже не было. Вместо него на бетоне заскакала граната с деревянной ручкой, явно позаимствованная из подсумка их товарища. Взрыв заставил обернуться часового с другого конца шлюза и провести изумлённым взглядом две камуфлированные фигурки, улетавшие во тьму.
В следующий раз гранатный разрыв сверкнул уже в амбразуре дота.
Из второй бетонной «грибной шляпки» выскочили двое караульных с криками: «Russischen Diversanten!»
Но, оказалось, железные скобы, ведущие из воды, имеются и с этой стороны шлюзовых ворот, и наверху их объявился лысый кряжистый «Der Kosak» с мокрыми отвислыми усами. А на уровне фольклорного брюшка у него был советский автомат с рожковым магазином…
Теперь в одном бетонном «грибке» коротко и расчётливо отгавкивался немецкий MG-42 в руках Войткевича, а в другом, сидя под амбразурой и растянув к себе витой шнур микрофона, декламировал Ортугай:
— Лодочный фарватер — канал «F 9»!.. — Время от времени боцман отвлекался, чтобы пальнуть из новоприобретённого солдатского «люгера» в пятнистую фигурку на парапете шлюза. Если, конечно, её не успевала ещё смести очередь из дота Войткевича.
Волна, пригнанная немецкой субмариной, плеснула в рифлёное железо массивных ворот и откатилась. Невидимая лодка осталась ждать у шлюза, как гигантская горбуша на нересте, в ожидании открытия пути…
Огненное погребение
Унтер-инженер завороженно следил взглядом за «зибелем».
Оправдывая своё название, быстроходный паром на глазах набирал ход, взрывая перед задранным баковым трапом-аппарелью всё больший и больший белый бурун, поднимая волну, шумно лижущую бетонные берега канала. Выскочил в агатовое озеро, специально обустроенное для разворота или отстоя малых грузовых барж, и его зубчатый нос нацелился на пару рельс, полого ведущих к погрузочной конструкции электротали…
— Schießen Sie, sofort schießen Sie… Стреляйте, идиоты! — совершенно по-граждански заверещал инженер, окончательно убедившись, что «зибель» не только не захвачен эсэсовцами охраны, но даже и не остановлен, и окончательно разгадав бесхитростный маневр русских.
После секундной заминки и недоумённых переглядываний рабочих, у которых табельные маузеры, как обычно, оставались в казарменных оружейках, и эсэсовцев — совсем недавно идиотами их инженер назвал как раз таки за намерение стрелять — треснули один за другим винтовочные выстрелы и наконец густо застрочили шмайсеры.
Но и поздно, и без толку: только искры засверкали на поднятом стальном трапе, который на глазах разрастался и наращивал ход…
Штормовая волна, шипя, хлестнула на пологий бетонный берег, днище «зибеля», сыпля искрами, заскрежетало на стапельных рельсах. Ещё мгновение — и поднятый трап экскаватором загрёб штабель двухсотлитровых бочек. Грохоча и подскакивая с тяжёлым гулом полной тары, синие бочки с топливом раскатились во все стороны.
С феерическим громовым раскатом лопнула первая белая вспышка, словно фотографический магний. Вторая — ещё ярче; третья… Взвились и раскатились под бетонным куполом пещеры золотые клубы пламени, тут же чернея и свиваясь в багровые жгуты дыма. Несколько бочек, уже охваченных пламенем, словно пресловутые колеса Иезекииля, вкатились в распахнутые ворота склада боеприпасов.
До главных взрывов, когда сработают боеголовки торпед, сотни мин и артиллерийских снарядов, оставалось ещё какое-то время, но это уже никак не могло утешить покойного унтер-инженера. И всех, кто не успел прыгнуть в воду и нырнуть глубоко-глубоко…
Туапсе. Штаб КЧФ. Особый отдел
Подполковник НКВД Георгий Валентинович Овчаров затушил пальцем окурок в лилово-розовой, из местного самоцвета вырезанной, пепельнице. Сизый дымок, курясь, взвился над столом. Написал в углу наградного листка «Не возражаю». Вложил в папку представление к ордену Красной Звезды, с пометкой «посмертно». И закрыл папку: «Громов И. И., гвардии рядовой инженерно-саперной роты 136-ой гвардейской, зачислен во 2-ой разведотряд штаба КВЧФ 15 марта 1942 г.».
Со свиданьицем!
Слышал ли Корнея Петровича востребованный по немецкой громкой связи старший лейтенант, боцман, разумеется, знать не мог и даже не ожидал, что слышит, честно говоря. Не слишком надеялся. Тут уже такое творилось: вой сирен, переполох пальбы, даже вот прокатился отдалённый мощный гул взрыва…
Он заставил боцмана бросить своё занятие и, выглянув в амбразуру в сторону второго дота, переглянуться с Войткевичем.
Яков, видный в неширокой горизонтальной щели одним только тёмным контуром, пожал плечами, мол, хрен его знает, но вдруг зачем-то выдернул из амбразуры развёрнутый в сторону пещерной акватории пулемёт. И уж никак не ожидал Ортугай, что железные двери тесного «грибка» вдруг со скрежетом распахнутся и, мгновенно пригнувшись под вскинутую руку боцмана с пистолетом, в них объявится не кто иной, как Колька Царь. По логике вещей — давно мёртвый, да и с виду тоже не очень живой…
— Оце так… — столь же радостно, сколь изумленно протянул Корней, опуская «люгер». — Ты звидки? Чудыло у пирьях?
Колька Царь выглядел, впрямь, ни дать ни взять, как иллюстрация к общеизвестному «Тятя-тятя, наши сети притащили мертвеца». Разведчик был живописно увешан камуфляжной рыже-зелёной рванью из мокрых тряпочных лент.
— Ото вже опудало… — оценил боцман Колькин наряд.
— Пошёл ты! — также радостно отозвался Царь, сбрасывая с головы лохматое подобие рыже-зелёного капюшона. — Это снайперская маскировка.
— И дэ ж ты ховався, снайпер? — вопросительно кивнул Ортугай, возвращаясь к амбразуре.
— Ховался? — переспросил Колька, выдёргивая из тряпочного вороха трофейный шмайсер. — Можно и так сказать, шуршал, как крыса, Корней Петрович, по всем коммуникациям, провода перегрызал, вентиля скручивал и головы тож. Думаю, напакостил порядочно, заодно и выход отсюда нашёл…
Колька выглянул в двери за своей спиной и навскидку треснул из МР-40.
— А вход? — поторопил его Ортугай, прицельно щёлкнув из пистолета серое насекомое на том конце шлюза. — Сюды как попал?