— Не думаю, — решительно оборвал его начальник Смерша. — Но знаю, что сверху вниз эта новость быстрее дойдёт до среднего и младшего командного состава, чем снизу вверх. Практика показывает, — комически удручённо покачал он румяной лысиной, — что низы у нас как раз таки умеют держать язык за зубами.
— Они по ним и чаще получают, — «подумал вслух» командир 2-го разведотряда Тихомиров, и также нарочито «спохватился» под укоризненным взглядом Гурджавы.
— Дадим знать, и будем ждать, — продолжил Овчаров и, упреждая продолжение, готовое сорваться с губ того же «анархиста» Тихомирова: «У моря погоды…», поднял указательный палец. — Будем ждать активизации немецкой шпионской сети.
— Прямо-таки, «сети»… — пробормотал недовольно Давид Бероевич, но полковник Овчаров его будто бы не услышал.
— Поскольку утечка будет штабного происхождения, то нашему… — то есть немецкому, конечно, — поправился Овчаров, — «кроту» в штабе флота, так или иначе, надо будет принимать меры.
Полковник подошёл к карте Черноморского бассейна, как будто надеясь прочитать на ней возможные эволюции таинственного резидента.
— Что он предпримет? Попытается завербовать Бреннера или купить у него сведения об интересующем «команду Ноймана» «изделии»? Или, в самом крайнем случае, попробует переправить его через пролив, — развёл руками полковник. — Что бы ни предпринял вражина, отсидеться под плинтусом штабной крысой у него не получится. Собственно, потому, что мы ожидаем от него активных действий, мы, по рекомендации товарища полковника, — кивнул он на Гурджаву, — и хотим привлечь к операции разведотряд товарища Тихомирова.
«А вовсе не потому, что надо куда подальше заслать двух засранцев, пока за ними в госпиталь флота не припёрся Смерш НКВД», — прокомментировал про себя упомянутый полковник Гурджава.
Туапсе. Лето 1943 г. Судоремонтный завод в/ч 67087
— А им что сказали? — спросил банщик «в/ч 67087» Яков Войткевич кладовщика расходных материалов Александра Новика.
Тот пожал плечами, всё ещё ошеломлённый зрелищем «валтасарова пира» на дощатом столике среди цинковых шаек, сушёных веников и прочих атрибутов заслуженного и не очень отдыха.
— Энкавэдэшникам? Сразу же, поди, спохватились? — продолжил Яков.
— Чёрт их знает, — рассеянно ответил Новик. — Сказали, наверное, что мы уже где-нибудь в Констанце, чего-нибудь особо непотопляемое топим.
В последние три дня, когда улеглась боль и душевная, и физическая, Саша чуточку расслабился. Настёну, — не без участия полковника Овчарова, конечно, — вдруг резко выпустили из чекистского поля зрения. Не допрашивали и даже, наверное, что-то утешительное сказали в её госпитале, поскольку медсестре не навесили дополнительного дежурства за два дня отсутствия на трудовом посту. А вот как отреагировал Яков Осипович на небольшую стопку писем, которые неведомым почтовым колдовством долетели из Пермской области до Туапсе, сказать было сложно. Хотя и показалось Новику, что не очень утешили лейтенанта Войткевича вести издалёка.
— Я смотрю, ты тут за считаные дни уже, — Новик обвёл руками с небрежной щедростью рассыпанные на столике скумбрию в маслянистой меди шкуры, жестянку американской «chatka», горку нефритового «дамского пальчика», сгущёнку… — развёл взяточничество, хищения и прочий волюнтаризм. А хозяйственное мыло поди смылось?.. — прозорливо прищурился Новик.
— А ты здешний контингент видел? — с пугающей серьёзностью нахмурился Войткевич. — Ладно, когда ИТР по лысине обмылком мазнёт, а местные? Ты их видел? У них же шерсть сплошняком, от бровей до жопы, как у неандертальцев. Мыло как тёркой сдирает. Чтоб я так жил. Жри давай. Что там наш подопечный? Не денется куда, пока мы тут сибаритствуем?..
— Не, — закряхтел Саша, увлечённо скрежеща сапёрным ножом в банке. — Его в дирекцию вызвали.
— Кто? — слегка насторожился Войткевич.
— Да никто, можно сказать. Секретарша в окно аукнула, — отмахнулся Новик, облизывая маслянистое лезвие. — Наверное, двинуть чего-нибудь вроде мебели. Нашла тоже Геракла.
— И давно он уже там… авгиевы конюшни чистит? — вроде как расслабился Войткевич.
— Минут двадцать всего, не паникуй. Выйдет, увидим, — махнул ножом в сторону открытых дверей Новик.
Там действительно через анфиладу последующих раздевалок и предбанников виднелось крыльцо дирекции, или теперь, понятно, штаба «в/ч 67087» с его единственным входом. Как и все постройки бывшей межколхозной СРБ, штаб был архитектуры блокгаузной, вот только тылом упирался в контрфорсную стену оврага. Так что, если не через двери, то только в окна сигать.
«Но не средь бела ж дня такие шпионские страсти…»
Пока Войткевич лениво брёл к этому выводу, посасывая сгущёнку из банки, к сомнительно парадному подъезду дирекции подкатила чёрная эмка. Из неё выскочил поджарый офицер в иссиня-чёрном морской кителе и, на ходу отряхивая полы белым носовым платком, взбежал по ступеням к дверям. Складского происхождения дверям, но окультуренным незатейливыми филёнками. И — исчез за ними, взмахом платка оставив на крыльце то ли адъютанта, то ли денщика, верзилу при погонах старшего матроса.
— Саша, а вы уверены, что Бреннера туда двигать мебель позвали? — опустил Яков банку с сине-белой дореволюционной этикеткой сгущёнки.
— Уже нет… — вставая с фанерного ящика, нахмурился и Новик.
Эмка была узнаваемая.
Тихомиров нарочно показывал им заранее почти весь штабной автопарк.
Хроники «осиного гнезда»
Март 1943 г. База торпедных катеров «Иван-Баба»
То, что ситуация на море становится с каждым месяцем сложнее, с весны 1943 года почувствовали все моряки, вплоть до штаба кригсмарине. Самым показательным оказался рейд советской «малютки» [26] , которой удалось прокрасться в саму Якорную бухту, где собралось шесть шнельботов, два сторожевых катера и морской буксир. Он-то и принял на себя торпедный удар, хотя это был не героизм и не самопожертвование, а обычная на войне случайность. «Малютка» выпустила прямоидущую парогазовую торпеду с восьми кабельтов, но небольшое искривление горизонтального руля превратило прямую траекторию в плавную дугу, заканчивающуюся на буксире.
Вторую торпеду русские не выпустили, не успели: на сторожевиках заметили пенный след и, не дожидаясь команды, обрубили швартовы и рванулись к подлодке. На каждом из них было по шесть малых глубинных бомб; возможный путь отхода проутюжили как следует, но, похоже, подлодку так и не накрыли. А значит, возможны были повторения.
Решили поставить у входа в бухту минное поле; но не исключено, что это действо засекла русская разведка, потому что на этих минах так никто и не подорвался.