Так вот образно показал мне картинку московских встреч офицер КГБ, тоже подполковник в отставке, поясняя, почему он «ни в жисть» не согласится разрешить мне назвать его фамилию: «Я же с ними встречаюсь, пью, горланю… Меня же пошлют на три буквы, и навсегда. И потом, пойми, я очевидцем не был, так мне рассказывали. Отвечаю за слова товарища, и не больше того. И уж, пожалуйста, без упоминания моей фамилии».
Договорились: без имени и «погоняла» — агентурной клички. Так что мне рассказал «товарищ Безымянный»? Когда бойцы дошли до Амина и тот все понял, то привстал на колени (а может, на большее и сил-то не хватило) и взмолился на ломаном русском: «Не убивайте… Не убивайте на глазах жены и детей. Пощадите их». Не пощадили, верша суд беспощадный и вроде как справедливый. Старшая дочь Амина утверждала, что к ней подошел советский солдат с фотографией отца и спросил ее, где Амин. Она сказала: вот это — президент, и тогда этот солдат начал стрелять.
Не для себя вымаливал пощады Амин. Тот самый президент страны, любивший говорить, что он «более советский, чем иные советские».
Страшно! Даже просто представить — страшно! Чудовищно! Жуткая дьявольщина! Наваждение и бред больного разума! Неужели не только тела усопших и погибших по погостам разбросаны? Неужели и разум бойцов заодно прикопали в землю? В домовины вколотили образ человеческий? Неужто вакханалия зародилась и пляски нелюдей по крышкам гробов торжествуют в своем необратимом продолжении: туп-туп, туп-туп… Без сожаления. Угрызения совести. Без покаяния…
Теперь ближе к телу — в прямом смысле этого слова. В воспоминаниях, намеках, оброненных вроде бы невзначай, застенчивых высказываниях с выражением ложной значимости на лице у некоторых очевидцев-рассказчиков упоминается, что во время завершающего акта проводимой операции по уничтожению Амина на второй этаж прорвались Анисимов, Голов, Карпухин, Козлов, Семенов и Плюснин. Этих шестерых человек вспоминают наиболее часто. Но не исключено, что их фамилии, однажды названные, а стало быть «рассекреченные», просто машинально повторяются авторами своих и чужих записок. Из них четыре «громовца»: Анисимов, Голов, Карпухин, Плюснин. Один «зенитовец» — Семенов, и Козлов — внешняя разведка. У некоторых авторов он «закамуфлирован» под «зенитовца», в чем просматривается явная несправедливость. Козлов был из того управления, которое в КГБ всегда считалось одним из самых элитных. «Громовцы» — тоже особые избранники, они — сливки тайных диверсионных операций. Им одним доверяли в первую очередь дела на уровне государственных интересов. И они, конечно же, — избранные. Бойцы «Зенита», на сто процентов собранные из куосовцев под тогдашнюю акцию и мобилизованные из разных городов и весей, никогда не ставились с ними вровень и были для Центра людьми со стороны. И остаются по сей день таковыми — не чужаки, но достаточно удаленно-сторонние. Этакие крепкие надежные парни, одной ипостаси, при одном цвете околышка на фуражке, при наличии видимого близкого тождества, но по негласной табели о рангах все же «много ниже» — левофланговые то есть, «полуцвет и полусвет». Их жены, должно быть, другого мнения и думают иначе. Но на то они и любящие жены.
Отдаленность тех событий если не придавала смелости, то позволяла говорить откровеннее, и появились новые имена. В частности, Гришин в свое время назвал еще Гуменного и Берлева. Самого Гришина как участника «штурма тела» упомянул Козлов. И он же, понимая, видимо, всю несправедливость по отношению к бойцам «Зенита», обойденным вниманием публики, скромно-кокетливо, но нарочито загадочно, поведал миру о трех его участниках: Дроздове, Карелине и Курбанове. Михаил Романов, который, будучи контуженным, не смог добраться на верхние этажи дворца, сослался на присутствие в нужном месте «громовцев» Соболева и Филимонова.
Таким образом, четырнадцать бойцов имели возможность проявить себя в убийстве Амина. То есть выполнить ту самую главную задачу, ради которой затеяли и штурм дворца, и захват всех объектов в Кабуле, и ввод войск. Последний посыл относителен, но прямо увязан с планом физического уничтожения афганского лидера. За исполнение вот этого самого-самого главного задания причиталась и самая-самая высокая награда.
Из четырнадцати бойцов звания Героя Советского Союза удостоили двух: Карпухина и Козлова. Орденом Ленина наградили Голова. Остальных — орденами Боевого Красного Знамени. Из этой славной когорты двое (Анисимов и Карелин) получат Красную Звезду. Козлов и Голов — штатные сотрудники КГБ с многолетним стажем и серьезными заслугами перед системой. Карпухин же, закончивший Ташкентское танковое училище и служивший командиром роты в Московском пограничном училище, был принят в почетные ряды спецподразделения чекистов группы «А» в сентябре, то есть за три месяца до штурма. Заслуги его более чем скромны. И, думается мне, было бы недостаточно зеленому новичку даже увлечь за собой бойцов на штурм, показать пример отваги и проявить чудеса храбрости, покрутиться под огнем противника и еще каким-то неординарным способом проявить себя, чтобы вот так — раз, и в дамки. В Герои то есть. И это-то при ревностной конкуренции старших, отслеживающих каждый шаг и вздох своих коллег, усердно отслуживших не один десяток лет в КГБ, имевших солидную репутацию и стоявших годами в очереди за повышением, заслуженным поощрением и наградами. И это-то при истовом соревновании генералов — начальников отделов и управлений: кто из их подчиненных смекалистее и ухватистее. Болезненно переживающих успех соседа, которому вдруг выпадет честь чайку хлебнуть с председателем, побалагурить за столом, удостоиться похвалы и рукопожатия. А то, глядишь, и награды нагрудной за правильное воспитание и обучение подопечных. А тут на тебе: трехмесячный юнец, старший лейтенант (порой упоминается как капитан), приблуда со стороны, и вдруг — Герой. Виктору что-то уж больно сверхстественное нужно было сотворить.
Поясню. В Советской армии присвоение очередных воинских званий младшим офицерам производилось по таким срокам: звание старшего лейтенанта присваивалось через три года, капитана — тоже через три года, майора (старший офицер) — через четыре года. То есть выпускник военного училища, лейтенант, при нормальной службе через десять лет мог теоретически стать майором. Напомню, что Виктор Карпухин окончил военное училище в 1969 году. Прошли те самые пресловутые десять лет, а он, увы, лишь только старший лейтенант. Я ни в коем случае не намекаю на какие-то недостатки в служебной биографии Карпухина, но замечу, что самые старые капитаны (а нередко в этом звании они выходили на пенсию) существовали в системе КГБ, конвойных подразделений внутренних войск и среди охранников следственных изоляторов, тюрем и лагерей. К примеру, Александр Карелин на момент штурма дворца разменял четвертый десяток, а хаживал в старших лейтенантах.
Непредосудительно склоняться к мысли, и такая версия имеет право на существование, что он, Виктор Карпухин, мог сотворить это самое из ряда вон выходящее — лично убить Амина. Он мог поставить точку…
Не лишаю лавров другого чекиста — Козлова… С Эвальдом Григорьевичем Козловым приключилась вот какая петрушка, почему не исключается его соучастие в заключительном аккорде акции вместе с Карпухиным. Тут имеет значение не только его принадлежность к отделу спецопераций и награждение высшим званием. Он, Козлов, был до определенного времени самым «закрытым» Героем. И Бояринова «рассекретили», и Карпухина, и Белюженко, и Соколова, а товарища Козлова публике не открывали. Прятали его от нас, народа. Бдительные чекисты долго не давали нам возможности гордиться такой незаурядной личностью. А когда отворили имя его и подвиг бессмертный, то как-то неловко это сделали, по-дурному и нелепо. С точным расчетом — мило лукавым и плутовским.