Появился в бою капитан второго ранга достаточно забавно. Из воспоминаний Козлова: «Полковник Бояринов, находясь на командном пункте, заметно нервничал. Он прибыл в Кабул лишь накануне и еще не освоился в обстановке. Я чувствовал, что ему будет очень трудно координировать действия спецгрупп, а я знал бойцов обеих групп, поэтому мне было легче. Я должен был участвовать в бою».
И вроде бы тому наэлектризованному полковнику чуток полегчало. Козлов попросил Дроздова разрешить ему принять участие в штурме дворца, сказал, что пойдет с Бояриновым, поможет. Дроздов немного подумал, а потом сказал: «Хорошо, иди, но будь осторожен». Из этого следует, что участие Козлова в штурме было во многом случайным. Ведь генерал прежде подумал, все «за» и «против» взвесил и только потом, вроде как нехотя, дал добро. Как плод глубоких, но недолгих размышлений обнародовал свое позволение: «Иди, Эвальд, штурмуй. Но будь осторожен!»
Но все это — вздор. Козлов не мог знать бойцов лучше, чем Бояринов. Чекистов собрали для дела в спешке (а «громовцев» — так и вообще по тревоге) со всей страны, из областных управлений. Из той самой обоймы «тихого запаса на случай обстоятельств», которые проходили подготовку в разное время на КУОС и которыми руководил Григорий Иванович. Он их готовил, отбирал, закладывал в «отстойник». Лучше его никто не знал кадры — ни Андропов, ни Крючков, ни Кирпиченко, ни Петушков, ни Зайцев, ни Дроздов, ни сотни и сотни козловых в воинских званиях морских и сухопутных офицеров, ни десятки козловых, официально или неофициально состоявших на службе в Первом главном управлении КГБ. Укомплектованные по принципу «с мира по нитке», идущие завтра в бой знакомились друг с другом накануне, за день-два до сигнала. Было именно так, как бы это ни показалось странным. Тому способствовала мудреная закрытость чекистов, не способствуя при этом качественному выполнению поставленной задачи. Михаил Романов и Яков Семенов, командиры групп, познакомились за три дня до штурма. Владимир Гришин так определился с братьями по оружию и набегу: «После взрыва мы сразу заскочили в коридор. В этой группе были наши и еще ребята из „Зенита“, из них я знал только Яшу Семенова. Видел его на втором этаже, а остальных я никого не знал».
Следующий конфуз: «Он (Бояринов) прибыл в Кабул лишь накануне и еще не освоился в обстановке». Такое «чистописание» — чепуха на постном масле. Кто, как не Бояринов, побывавший в Кабуле еще летом, отрабатывавший план нападения на объекты столицы и лично докладывавший вышестоящим начальникам варианты предполагаемой в будущем операции, лучше всех других был осведомлен о ситуации и был готов к принятию решений на месте? Надо полагать, именно поэтому его, самого компетентного, и направил руководить группами захвата Юрий Андропов. Так что Козлов плутует, когда делает упор на аргумент, побудивший его почти слепо, в яростном порыве рвануть за всеми. Дескать, «Бояринову будет очень трудно координировать действия спецгрупп…». И ведь как ловко втиснулся капитан 2-го ранга в бронированную жестянку. Он попал, во-первых, в командирскую машину ротного Шарипова, который головой отвечал за ликвидацию Амина и доставлял «народного мстителя», за которого тоже отвечал головой. Во-вторых, в экипаж, где присутствовал старший «Грома» Романов, который тоже своей головой отвечал за Амина и за доставку к его телу «опознавателя». В-третьих, морской офицер оказался бок о бок с товарищем Сарвари — единым в трех лицах: «народный мститель», «опознаватель» и «революционный трибунал».
И вы поверите, что в этот особый экипаж особой боевой машины, нашпигованной особыми людьми, особо отобранными и облеченными особыми полномочиями, вдруг, на дурака, с кондачка вскочил некто «неособый» и помчался творить героические чудеса? Нет, братцы, так не бывает. Знал наперед свое задание наш товарищ Козлов. Заблаговременно знал и загодя готовился. И был готов. А его, в свою очередь, готовились прикрывать. И при выполнении конкретного задания, как непосредственного исполнителя, так и легендами — шаблонными заготовками. А еще очень наивными. Прямо до смеха. У Федора Бармина прочитал «Полный список участников операции». Самый «куцый» экипаж в шариповской машине — всего-то три бойца. Невдомек читателю: в других по шесть, а тут раз-два, и обчелся. А куций он оттого, что Козлова с Сарвари просто в этом списке пропустили, спрятали, утаили. И не случайно — чтобы и тень не легла на исполнителя. Чтобы его фамилия не стала подсказкой дотошному исследователю тех канувших уже в Лету событий.
В июле 2009 года корреспондент «Красной Звезды» Александр Тихонов в посвященном тем событиям очерке расскажет «про дни минувшие бойцов спецгрупп» и вспомнит Козлова. Цитирую: «Гришин был в экипаже, которым командовал Виктор Карпухин. Репин — в машине, где ехали Михаил Романов, Евгений Мазаев, а также офицер „Зенита“ Эвальд Козлов». Три десятилетия не приблизили правды и не пролили свет на действительное. Козлов не рядовой боец и не «зенитчик». Мы знаем, что он — сотрудник, и не рядовой, Первого главного управления, в котором совмещались тогда внешняя разведка и отдел по проведению спец-операций. А скрывают это по давным-давно выданной установке: о ком угодно и сколько угодно, если время придет и разрешение будет получено на «разглашение», но Эвальда в «секрете хранить нетленно».
Надо ли задаваться вопросом, почему? Если, всякого навидавшись и наслушавшись, разгадываешь: ничего, по-существу, не осталось неведомого из событий той ночи. Кроме жуть как оберегаемого факта: кто же собственнолично и собственноручно убил Амина?
А знаете, кого еще обошел вниманием корреспондент? Асадуллу Сарвари. Припоминаете связку: Козлов исполняет, а Сарвари прикрывает? Он при штурме не Эвальда загораживает от пуль, а пытается тщательно завуалировать заключительный аккорд чекистского лиходейства в стенах обители, добровольно возлагая на себя навязанный ему грех убийства. В исполнении советского офицера уничтожение Хафизуллы есть убиение беззащитного, больного, полуживого человека. И что важно — иностранного гражданина и на территории чужого государства. А в исполнении афганского патриота, уполномоченного карать и вершить суд, уничтожение диктатора есть акт возмездия. Справедливого. И очень даже логичного. С точки зрения вынесенного сурового приговора от имени народа.
Далее. Противопоставление заметно нервничавшего Бояринова хладнокровному Козлову, заявленное во всеуслышание, — нонсенс в системе Комитета. Признание слабости чекиста, да еще какого, перед обывателем — за такое чужаку крепко надают по его мемуарам, а то и по физиомордии в ясный день, не говоря о темном подъезде. Надо ж было до такого додуматься!.. Умолчу о корректности перед светлой памятью — говорю без всякой иронии — действительно могучего бойца, смелого и отважного. Достойного человека и офицера.
А зачем, спрашивается, мирному моряку, помощнику координатора — генерала Дроздова, быть при пистолете? Который он, понятное дело, не привез с собой из Москвы. И зачем профессионалу-разведчику носиться со «стечкиным» за поясом? Этот пистолет — чаще всего оружие нападения, а не защиты. Из него и очередями, на манер автомата, стрелять можно. Это не стандартный «макаров», которым сподручнее грецкие орехи лущить или с неверной женой отношения выяснять. Что до бронежилета — так их не было у девяноста пяти процентов нападающих. Да и неудобно в нем вершить правосудие. Тем более что и «опознаватели» — Сарвари и Гулябзой — тоже были без бронежилетов. Вы понимаете, о чем я говорю? Эти два человека — самые оберегаемые. Самые бесценные — «литерный груз». Если бы им действительно предстояло идти и вершить «правосудие», то уж, поверьте, их, безусловно, обрядили бы в защитные жилеты, и вооружили хотя бы автоматом, и снабдили бы гранатами — без них при штурме никак не обойтись. Но если такого не случилось, то только по одной причине: афганцы должны были переждать атаку, надежно прикрывшись броней и приставленными к ним телохранителями. И только после всего, когда минует опасность, прийти на готовое. Исключительно для создания видимости личного сведения счетов с диктатором Амином и видимости «народной мести». И лишь только во вторую голову — подтвердить смерть Амина.