Это означало, что моя штурмовая группа осталась без прикрытия. Я должен был совершать посадку первым. Тогда я не знал и о том, что во время взлета два других планера капотировали на воронках от бомб. Я думал, что за нами летит еще девять планеров, а их было только семь. Крикнув Майеру, что беру на себя командование приземлением, парашютным ножом я прорезал две дыры в обшивке, что позволило ориентироваться в ситуации и давать указания обоим пилотам — сначала Майеру, который в свою очередь передавал их тянущему нас «локомотиву». Я заметил под нами городок Л’Акуила и небольшой аэродром. Затем, немного выше, на зигзагообразной дороге, ведущей к нижней станции канатки, увидел колонну Морза, которая, подняв небольшое облако пыли, двигалась к Асерджи. Она выполняла свой маневр точно по времени. Внизу все было хорошо. Приближалось время «X». Я крикнул: «Надеть каски!»
Когда немного впереди стала заметна гостиница, я приказал отпустить буксир.
Через несколько минут Майер, превосходный пилот, пикировал к земле; я заметил, что мягкий луг, на котором, согласно приказу Штудента, мы намеревались спокойно совершить посадку методом скольжения, оказался всего лишь короткой, наклоненной к бездне платформой, усеянной камнями. Тогда я крикнул: «Садимся под острым углом, как можно ближе к гостинице!»
Остальные планеры должны были приземлиться подобным образом. После акции Радл сказал мне, что, получив сообщение об этом маневре от пилота планера № 4, он подумал, что я сошел с ума.
Несмотря на использование тормозного парашюта, мы соприкоснулись с землей на очень большой скорости, и наш планер отскочил от нее несколько раз, подняв большой шум. Почти полностью разбитый, он наконец остановился приблизительно в пятнадцати метрах от гостиницы. С этого момента события разворачивались стремительно.
Я бросился к дверям с оружием в руках, за мной последовали семь моих товарищей из войск СС и лейтенант Майер. Охранник лишь с изумлением смотрел на нас. С правой стороны находилась какая-то дверь, я вскочил в нее. Около радиостанции спокойно сидел оператор и что-то передавал. Ударом ноги я выбил из-под него стул, и карабинер упал на землю. Я разбил радиостанцию прикладом автомата. (Позже оказалось, что оператор передавал телеграмму генерала Куели.) Второго выхода в комнате не было. Выскочив из здания, мы побежали вдоль заднего фасада гостиницы, чтобы найти главный вход, но его там не оказалось.
Дальше мы заметили каменную стену террасы. Шарфюрер (сержант) Химмель подсадил меня. Подтянувшись на руках, я перепрыгнул через ограду и оказался перед гостиницей. Бросившись к входу, я взглянул наверх — и заметил в одном из окон характерный силуэт фигуры Муссолини. Я закричал как можно громче: «Дуче, пожалуйста, отойдите от окна!»
И вот мы у входа в гостиницу, который охраняют две пулеметные точки. Мы развернули пулеметы и оттеснили их расчеты. Сзади послышался крик: «Mani in alto!» («Руки вверх!»). Я ворвался в самый центр толпившихся у входа карабинеров, беспощадно прокладывая себе дорогу. Толкотня длилась недолго.
Лестница! Расталкивая всех плечами, я прокладывал себе дорогу, перескакивая через три ступеньки. Я видел Муссолини на втором этаже. Направо, вторая дверь. Действительно, дуче стоял там в обществе двух итальянских офицеров и какого-то гражданского лица. Мне пришлось оттолкнуть всех троих к стене; унтерштурмфюрер Швердт быстро вывел их из комнаты. В окне показались унтершарфюреры Хольцер и Бенц, взобравшиеся по громоотводу, закрепленному на фасаде. Конец операции! Дуче оказался под нашей опекой, цел и невредим. Акция длилась всего лишь четыре минуты и обошлась без единого выстрела…
У меня не было времени, чтобы что-нибудь сказать Муссолини. В открытое окно я увидел Радла, бегущего во главе группы наших солдат, — их планер только что совершил посадку у гостиницы. С оружием наготове они подбегали к входу, где карабинеры опять пытались установить пулеметы на прежние позиции. Я крикнул Радлу: «Здесь все в порядке. Обеспечьте порядок внизу!»
Вдали прозвучали два или три выстрела — стреляли итальянские охранники. Выйдя из комнаты, я потребовал, чтобы ко мне немедленно прибыл командир поста. Необходимо было как можно быстрее разоружить всех карабинеров. Появился их командир, полковник.
— Любое сопротивление бессмысленно, — сказал я по-французски. Я требую немедленной капитуляции.
— Мне необходимо подумать… Поговорить с генералом Солети…
— Я даю вам минуту!
В этот момент подоспел Радл. Я оставил у дверей двух наших людей, а сам вошел в комнату Муссолини, где все это время находился Швердт.
— Дуче! Фюрер приказал нам освободить вас!
Он пожал мне руки и, обнимая, сказал:
— Я знал, что мой друг Адольф Гитлер не оставит меня надолго в плену у этих людей!
Бенито Муссолини был очень взволнован; его черные глаза сверкали. Признаюсь, что это был один из самых волнующих моментов в моей жизни.
Минута прошла. Полковник обдумал ситуацию. Он сдался, вытянул в мою сторону стакан вина и сказал:
— За победителя!
Я поднял тост за его здоровье и передал стакан Радлу, который испытывал жажду и выпил его до дна.
Тем временем генерал Солети, выбравшись из разбитого планера, пришел в себя. Он, конечно же, не мог выдержать нашего темпа во время штурма террасы. Солети оказался среди людей группы Радла с планера № 4, а так как он не хотел, чтобы в него стреляли, кричал вместе со всеми, как я и приказал: «Mani in alto!»
Дуче находился под нашей охраной; простыня, свисавшая из окна его комнаты, заменяла белый флаг. Заметив ее, точно выполняющий мои инструкции лейтенант фон Берлепш окружил гостиницу со своими стрелками-парашютистами. Из окна я приказал ему разоружить многочисленную охрану Муссолини и добавил: «Спокойно, но быстро!»
Лейтенант фон Берлепш козырнул, поправляя при случае монокль. Он понял.
По просьбе генерала Солети, хорошего знакомого Муссолини, офицерам оставили личное оружие. Дуче сказал мне, что капитан карабинеров Фавиола, тяжело раненный под Тобруком, обходился с ним очень хорошо, впрочем, подобным образом поступали и остальные офицеры и карабинеры. Однако тем не менее 11 сентября Фавиола конфисковал у него все острые предметы, небольшой нож и бритву, которые Муссолини прятал, так как не хотел живым попасть в руки неприятеля.
Мне стало известно, что мы взяли в плен какого-то генерала. Им оказался тот штатский, который находился в комнате Муссолини вместе с капитаном Фавиола и другим офицером. Генерал Куели собственной персоной! Позже мне сообщили, что в тот день наш пленный должен был выдать Муссолини союзникам. Я решил, что генералы Солети и Куели тоже поедут в Рим. Мы вверили им багаж дуче, доставленный Радлом.
Только один транспортный планер разбился на скалистом склоне на расстоянии примерно 800 метров от гостиницы — у нас было десять раненых, однако ни один из них не находился в тяжелом состоянии. Ими сразу же занялся доктор Бруннер, который сделал перевязки при помощи итальянских санитаров. Несомненно, нам повезло: до «80 процентов технических потерь», предсказанных штабом дивизии генерала Штудента, было далеко. Большими оказались психологические потери.