Его вопль, подарил мне одну драгоценную секунду чтобы вскочить, и я вмазал кулаком в висок Третьему, который всё ещё держал в руках ложку. Прыгнул вперёд, избежав цепких лап Пятого и нырнул к выходу, сбив по пути слугу. Встав на четвереньки, он задержал врезавшихся в него преследователей.
Я бежал изо всех сил к подсобным помещениям, за которыми начинался лес, понимая, что до конюшни с лошадьми по открытой местности я не дотяну — враз всадят болт в ногу. Пятый отставал шагов на двадцать, Третий и натягивающий штаны Четвёртый только выползали из дома, а Первому было явно не до погони после купания в кипятке.
Я нырнул за угол, пробежал через амбар, схватив с верстака несколько гвоздей, сунул их в карман, затем подхватил стоявшие у дверей четырёхзубые вилы, начал обегать амбар по кругу и оказался на старом месте, как раз в тот момент, когда последний из тройки преследователей нырнул в здание. Мне представилась прекрасная возможность воткнуть вилы Третьему в бок.
Он страшно закричал, но я, на разгоне, протащил его вперёд, до стены, насаженным, точно на вертел. Палаш Четвёртого чиркнул у меня над головой, я оставил вилы, перехватил его руку, крутанул на себя, бросая соперника через бедро. Он не ожидал от меня такой прыти, охнул, врезаясь спиной в верстак, но развить атаку я не сумел. Пятый навалился на меня сзади, прижав мои руки к бокам. Я мотнул головой назад, надеясь попасть ему в лицо, но не тут-то было. Держал он меня так ловко, что пнуть его тоже не получилось.
Четвёртый как раз поднимался на ноги, Третий орал, вцепившись в окровавленное древко вил, и тут я совершил хитрость, расслабил все мышцы, превратившись в настоящее желе из Прогансу. Можно сказать, что я просто вытек из рук поражённого Пятого и с большим удовольствием воткнул здоровый гвоздь из своего кармана в его ляжку. Дал почти вставшему Четвёртому ногой в зубы и, уже видя перед собой свободу, бросился прочь лишь для того, чтобы врезаться в мерцающую голубым снежную стену, невесть как выросшую на моём пути к выходу.
Половина тела, коснувшаяся её, тут же онемела, я отшатнулся назад, лишь для того, чтобы врезаться во вторую такую же преграду, и рухнул на пол, бессильно хлопая глазами. София была права, снежных стен стоило бояться, потому что шансов к бегству они мне не оставили. Я увидел склонившегося надо мной встревоженного колдуна, а затем потерял сознание.
Замок Латка появился из-за густого леса столь же неожиданно, как оглашение смертного приговора. Расположенный на берегу прекрасного озера, на единственном холме в этой местности, он представлял собой настоящую крепость, но, казалось, она соткана из воздуха. Архитектор и строители здорово поработали, чтобы придать тройному кольцу стен и сторожевым башням иллюзию дворца фей из детских сказок. Настоящий пряничный домик с живущей в нём спящей красавицей и подвалом, набитым всевозможными чудовищами. Пожалуй, это был один из самых красивых замков, когда-либо виденных мною, но никакой радости я не испытывал.
Было в этой сказочной красоте нечто зловещее, что, впрочем, неудивительно. За века своего существования замок успел обрасти целым сонмом легенд и преданий, одно страшнее другого. Пугало, шедшее рядом со мной, тоже с интересом изучало моё будущее узилище. Оно не спешило убивать моих тюремщиков, а я не просил, опасаясь, что к хорошему подобные вещи не приведут — за неполную неделю оно уже перебрало крови, перерезав разбойников, а затем и законника. Если Пугало будет погружаться в кровь с такой периодичностью, то сорвётся, и остановить его будет некому, мой кинжал сейчас далековато.
Охрана моя несколько поредела — рана Третьего оказалась серьёзной, и его оставили на постоялом дворе. Вызванный лекарь не давал никаких гарантий, что тот выживет. Пятый хромал, лицо Первого было ошпарено кипятком, и только чудом можно было объяснить, что он не лишился глаз.
Надо сказать, ребята были крепко на меня злы, но колдун не только запретил им трогать пленника, но ещё и наорал на них:
— Это страж, идиоты! Вы совсем забыли, с кем имеете дело?! Или думаете, что если два дня он вёл себя тихо, то на третий не перегрызёт вам глотки?!
Так что я отделался лишь парой незначительных зуботычин, пинков и оплеух. Право слово, в иной ситуации я счёл бы это даже забавным — убивать собственных тюремщиков без всякого наказания, но чем ближе был Латка, тем меньше мне хотелось смеяться.
Мы подъезжали к нему по лесной дороге, минуя большую деревню у северного подножия холма, а затем начали взбираться наверх по серпантину, петляющему мимо вековых заснеженных сосен, до тех пор, пока слева не появилась внешняя замковая стена, сложенная из замшелых, красноватых глыб. Над головой хрипло каркало вороньё, хлопая крыльями и кружась над сторожевой башней. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы рассмотреть висельников на балке, торчащей из стены, и насаженные на колья головы разной степени подпорченности.
А затем я увидел и вовсе такое, что заставило моё сердце подпрыгнуть, а Пугало — отшатнуться и остановиться. Линия, часть огромной фигуры, была протянута поперёк дороги, сбегая вниз по склону лесистого холма. Не знаю, кто создал эту штуку, но она без всяких вариантов ограждала замок от любопытных душ и одушевлённых. Никто из них не мог проникнуть внутрь при всём желании.
Я оглянулся назад, на Пугало, оставшееся на границе. Оно неожиданно подняло руку, словно прощаясь со мной, и я улыбнулся ему. Возможно, у нас ещё появится шанс встретиться.
— Кто рисовал фигуру? — спросил я у колдуна. — Это работа стражей, не Ордена.
— На твоём месте я бы лучше помолился, — ответил тот.
Загудела труба на сторожевой башне, и мы, миновав подъёмный мост, въехали в большой, прямоугольный внутренний двор. Здесь нас встретил пожилой человек в дорогом кафтане и двое солдат с алебардами, в ало-чёрных мундирах расцветки маркграфа.
— Поздравляю, господин Вальтер, — сказал пожилой. — Вы удачно справились. Его милость уже ждёт вас.
Второй и Четвёртый повели меня следом за колдуном, через двор, к следующим воротам во второй стене. Пока мы шли лестницами, коридорами и галереями, я вспоминал всё, что знал о маркграфе Валентине Красивом из династии фон Дербеков.
Маркграфство, ранее являющееся независимым государством, вошло в состав Фирвальдена около семидесяти лет назад, испугавшись возможной агрессии Лезерберга. Номинально слившись с могущественным соседом, оно сохранило большую часть своей независимости и даже приумножило доходы, являясь, по сути дела, маленьким государством в государстве. Отец маркграфа Валентина, Карл, умер при невыясненных обстоятельствах, когда его сыну едва исполнилось пятнадцать. Странная смерть на охоте привела к регентству матушку Валентина, правившую следующие три года. Как говаривали, она была помешана на сохранении молодости, поэтому предпочитала питаться сырым мясом молодок из окрестных деревень, считая, что это дарует ей вечную жизнь.
Когда инквизиция наконец об этом пронюхала (всего-то для этого потребовалась вечность!) и решила нанести в Латку неприятный визит, юный маркграф тоже «узнал» о деяниях матушки, поэтому недолго думая приказал её задушить, а останки замуровать где-то в подвале. Инквизиция возражала против подобного самоуправства не слишком рьяно.