— Хорошо, — сказала она. — Ты будешь спать здесь, а завтра я научу тебя, как выгонять коров и овец на пастбище.
Давид оглядел овчарню:
— А где я буду здесь спать?
— Собери немного сена и устрой себе место, — сказала хозяйка.
Она позвала за собой собак и оставила его наедине с овцами. Давид сделал себе постель, как она сказала. Солома не очень отличалась от той, которой его мама наполняла дома матрацы.
Ночью он проснулся от шума дождя. Холодный ветер врывался в овчарню через открытые окна. Недолго думая, он нащупал дорогу к овцам и лег между ними.
Когда женщина разбудила его, стоял ясный, залитый солнцем день. Только лужи во дворе напоминали о ночном дожде. Он пошел за ней в коровник, и во время дойки она, как и накануне, сделала ему знак принести жестяную кружку и наполнила ее молоком. Кончив работу, она повесила на его плечо сумку, дала в руку длинную палку, показала, как выгоняют овец и коров со двора, и пошла с ними на пастбище. Две собаки присоединились к ним.
Далеко идти не пришлось — вскоре они вышли на просторный луг.
— Ты должен следить, чтобы наши коровы и овцы не заходили на поле соседа, — объяснила она ему. — Это всё. А когда увидишь, что солнце садится, возвращайся с ними обратно.
— Как?
— Скажи им: «Домой!» Тогда ты увидишь, что они знают дорогу лучше тебя.
Она показала на сумку, которую перед этим повесила ему на плечо, и сказала:
— Еду, которую я тебе положила, съешь в полдень.
— Как я узнаю, что уже полдень?
Она засмеялась:
— Когда солнце будет в самом высоком месте на небе. Ты скоро научишься узнавать. А когда вернешься вечером, будешь ужинать со мной.
Женщина позвала собак.
— Когда ты с ними подружишься, сможешь брать их с собой на выгон, — сказала она перед уходом.
Давид не стал дожидаться, пока солнце подымется высоко в небе, и сразу посмотрел, что она дала ему в сумке. Там были полбуханки хлеба, бутылка воды и брынза, завернутая в обрывок газеты. Он отломил себе по куску хлеба и брынзы, но оставил достаточно, чтобы не проголодаться в течение дня.
Работа была нетрудной. Давид не боялся овец, но его пугали коровы. Тем не менее, когда они начали брести в сторону соседского поля, он встал на их пути, стал кричать на них и размахивать большой палкой. К его большому удивлению, коровы послушались и вместо того, чтобы забодать его и идти себе куда хочется, покорно вернулись на луг.
Весь тот день Давиду не приходилось скучать. Он лежал в траве и с интересом смотрел, как коровы едят, подбирая траву языком. Он был потрясен, обнаружив, что у коров нет верхних зубов. Овцы, в отличие от них, ели губами и зубами, как человек, который ест прямо из тарелки. Потом он начал исследовать, что происходит в стебельках травы, на которой он лежал. Здесь ползали жучки, муравьи и другие маленькие насекомые. Эта крошечная жизнь в луговой траве была совершенно непохожей на ту, что копошилась на подстилке из листьев и иголок, которая покрывала влажную землю в лесу. Он приподнялся при виде пестрой бабочки, которая взлетела рядом с ним, но не попытался ее поймать — испугался, что повредит ей крылья. Зато он пробовал ловить стрекоз, но не преуспел в этом.
Какое-то время Давид с любопытством следил за двумя мальчиками-пастухами, которых видел издалека, и подумал, что со временем сумеет, быть может, познакомиться с ними и даже подружиться. Один из них пас несколько коров, а другой — стадо овец. Неподалеку от него сидела девочка, которая показалась ему того же возраста, что и он сам. Она стерегла двух коров, привязанных веревкой к воткнутому в землю шесту.
Когда солнце, большое и красное, зашло в облака, покрывшие небо, Давид поднял палку и позвал:
— Домой!
И что интересно — коровы подняли головы, ответили ему: «Му-у-у-у» — и действительно пошли домой. А овцы двинулись за ними следом.
Когда они вошли во двор, собаки гавкнули было несколько раз, но тут же бросились ему навстречу, виляя хвостами. Женщина напоила коров и послала его напоить овец. Когда он вернулся в коровник, она уже кончила доить. Она велела ему помыть лицо и руки в корыте и повела домой. В доме была всего одна комната, как и у них в Блонье. В печи горел огонь, что-то варилось в горшке. Комнату наполнял аппетитный запах.
Женщина посадили его за стол и наполнила две тарелки. Яичницу и лапшу он узнал, но к лапше было примешано что-то незнакомое желто-оранжевое.
— Это тыква, — сказала женщина, увидев его удивление. — Ты не знаешь, что такое тыква?
— Нет, — сказал Давид.
— Я потом покажу тебе в огороде.
Она полила всю еду сметаной и поставила перед ним кружку молока.
— После еды дай мне твою одежду, — сказала женщина. — Я ее постираю. А пока она просохнет, дам тебе взамен что-нибудь другое.
Она дала ему взрослую ночную рубаху. Давид вынул из карманов светящуюся бабочку и осколок стекла, служивший ему ножом, снял свою одежду и натянул рубашку.
Утром женщина сказала ему:
— Я сожгла твою одежду. В ней было так много вшей, что она, наверно, могла бы ползти сама собой, если ее положить на землю.
Она дала ему большую рубашку, у которой были обрезаны рукава, и мужские штаны, которые она подкоротила, собрала в поясе и перевязала веревкой.
«Сейчас я одет точно как Иоселе», — подумал Давид.
Он отправился на пастбище в новой одежде. Спустя какое-то время он решил познакомиться с ребятами-пастухами, но стоило ему немного отойти, как его коровы сразу повернули к пшеничному полю. Пришлось быстро вернуться. Сегодня там опять сидела девочка с двумя коровами, привязанными к шесту. Ее коровы шли по кругу и щипали траву. Она сидела совсем недалеко, но все же это была всего только девочка.
Прошло всего несколько дней, а Давид уже стал настоящим пастухом. Он научился понимать коров и овец: что они говорят, чего хотят, почему вдруг встряхивают головой и кто та овца, за которой идут все остальные, куда бы она ни повернула. Порой, когда ему надоедало на пастбище, а солнце садилось слишком медленно, он хватал эту главную овцу за ухо и вел домой. Тогда ее подруги шли за ними, а когда коровы видели, что овцы идут домой, они тотчас присоединялись к ним. Если Давид приходил рановато, сестра лесника не ругала его. Но однажды он пришел так рано, что она рассердилась и не позвала его есть с собою, а вынесла ему еду в овчарню. И в тарелке была только картошка. Больше Давид так рано не возвращался.